На потерю коллекции указал в 1950 году Франциско де лас Баррас. Наводя справки о досье, хранившемся в Севилье, этот историк-ботаник выяснил, что в ходе спасательных работ 1786–1788 годов она так и не была найдена. Ученый пришел к выводу, что водолазы того времени пренебрегли этими предметами, посчитав их незначительными и не представляющими ценности.
На эти вопросы и попытались ответить португальские и французские археологи, приступившие к исследованию места кораблекрушения в 1988 году. «Мы не охотники за сокровищами, — заявил журналистам руководитель экспедиции французский археолог Жан Ив Бло. — Нас прежде всего интересует история, в которой еще слишком много белых пятен. Предстоит много работы, а следовательно, и открытий».
Первые недели подводных археологических раскопок ушли на то, чтобы локализовать место спасательных работ XVIII века. К удивлению исследователей, оно было «накрыто» обломками грузового судна, потерпевшего кораблекрушение в январе 1963 года. Чтобы его останки не мешали судоходству, оно было вскоре взорвано водолазами, что привело к выбросу на значительную площадь нескольких тонн железной руды. Такой «искусственный» ковер значительно усложнял планируемые исследования и поверг археологов в уныние. Однако словно в награду за упорство Судьба подбросила исследователям первое «маленькое» открытие. Археологам удалось найти несколько кирпичей, являвшихся частью кухонного оборудования. Эти на первый взгляд непрезентабельные предметы позволили ученым сориентироваться «на местности», ведь было хорошо известно, что на судах XVIII века камбуз размещался в носовой части. Эта гипотеза была подтверждена обнаружением фрагментов свинцовой обшивки подводной части галеона с сохранившимися следами от сильного удара. Сопоставление этих фрагментов с общей съемкой местности, а также древними картографическими материалами помогло исследователям установить первоначальное место столкновения корабля со скалой и с большой степенью точности реконструировать сам момент катастрофы. Полученные данные обескуражили видавших виды специалистов: выяснилось, что «пробег» галеона составлял 75 метров при скорости в 6 узлов и длился не более полуминуты. В какой-то части этого вынужденного пути корабль одним ударом лишился своего днища. Верхняя часть продолжала свое движение по инерции до тех пор, пока не врезалась в скалу. Эти выводы раскрыли «механику» самого крушения, но не ответили на главный вопрос: почему оно произошло? Ведь, как было известно из показаний очевидцев, корабль не был застигнут штормом. Более того, в момент катастрофы в районе трагедии стояла тихая погода.
Отчасти загадку гибели корабля приоткрыли данные, предоставленные лиссабонской астрономической обсерваторией. Согласно таблицам приливов, в момент кораблекрушения, 2 февраля 1786 года, между 10.30 и 11.00 часами вечера, наблюдалось наиболее низкое стояние воды, которое соответствовало в зоне «столкновения» от 7,7 до 8,0 метра. Очевидно, это и погубило корабль. Если взять во внимание, что он пережил два жесточайших шторма, в результате чего дважды ремонтировался по нескольку месяцев, и был до предела перегружен. Последнее обстоятельство не вызывало особых споров у исследователей — перегрузка корабля была типичным явлением тех лет. И она стала первой зацепкой в раскрытии загадки гибели «Сан-Педро».
Известно, что в момент катастрофы на галеоне, помимо 156 тонн золота и серебра, предназначенного для королевского двора Испании, находилось 6937 медных брусков из Чили общим весом 603 тонны. Плюс вес 64 пушек, 138 тонн камней для укладки грузов, 108 тонн хинного дерева, 6,5 тонны какао, а также продукты и вода для 400 человек команды и пассажиров. Перегрузка «Сан-Педро» была так велика, что еще при выходе из порта Каллао на это обратили внимание торговцы из Лимы. В обращении к вице-королю они даже указывали на риск, который брал на себя капитан в случае шторма. Тем более с учетом того непростого пути, который «Сан-Педро» уже проделал, а также возможным искривлением киля (из-за перегруза) и, наконец, неправильным размещением в трюме груза. Последний факт удалось доказать нахождением хвойной веточки длиной всего в несколько миллиметров, прилипшей к одному из поднятых водолазами медных брусков. Это свидетельствовало о том, что груз укладывался без упаковки, прямо на травяную подстилку дна трюма, что противоречило общепринятым требованиям.
Затонувший галеон. Рис. А. Окорокова
Итак, галеон был сильно перегружен, что значительно увеличило его осадку, а груз плохо размещен. Обе эти ошибки лишали корабль маневренности, тем более на низкой воде, и стали, очевидно, причиной его гибели.
Раскопки 1988 года позволили ученым раскрыть еще одну, ранее не известную страницу истории XVIII века.
На серебряных монетах и керамических черепках, найденных в разломе скалы, эксперты обнаружили частички ртути. Почему вдруг в 1786 году на борту «Сан-Педро» оказалась ртуть, происходившая из Южной Америки?
Эту загадку удалось разгадать благодаря находкам фрагментов коричневой керамики с мотивами, выполненными в технике насечки. Они напоминали некоторые керамические изделия доколумбовской эпохи Перу, а именно — горшки, принадлежавшие к культуре Шиму и датируемые серединой XIV — серединой XV века. Эта культура была сконцентрирована на северном побережье Перу, но в своей поздней фазе, когда она совпала с империей инков, получила распространение и на южном побережье. Маршрут ботаников Руиса и Павона частично проходил именно по этим местам. Наибольший интерес вызвал самый крупный из трех керамических осколков доиспанского периода. Необыкновенно хрупкий, он сохранил ту часть, которая позволяла судить об оригинальной форме вазы — маленького сосуда с очень тонкими стенками. Почему он не разбился, как все остальные? На этот вопрос позволили ответить сохранившиеся документы ботаника и врача Жозефа Домбе, принимавшего участие в работах Руиса и Павона. В них он, в частности, отмечал, как тщательно Руис и Павон упаковывали свою коллекцию в ящики с очень толстыми стенками, состоявшими из нескольких склеенных слоев просмоленного дерева, покрытых кожей. Подобная упаковка должна была предохранить хрупкую керамику от возможных ударов во время плавания. Предположение, что в руки ученых попала хоть и малая, но часть коллекции Руиса и Павона, объясняло и наличие на корабле ртути. В этом случае речь идет, очевидно, об образцах, взятых учеными в ходе их экспедиции в Перу и Чили.
И, наконец, еще один вопрос, который интересовал ученых, это останки 128 человек, погибших во время кораблекрушения. На него археологи смогли получить лишь частичный ответ.
Программа по обнаружению жертв трагедии была запущена на несколько лет раньше, чем подводные археологические раскопки. Сопоставление устной информации, иконографии, данных воздушной фотосъемки 1933 года и геомагнитных исследований позволили историкам локализовать место их погребения на суше. В ходе проведенных наземных раскопок было обнаружено несколько могил, в которых находились останки 21 человека. 8 тел были покрыты густым слоем извести. Благодаря стараниям специалистов из музея в Конимбриге известковый слой удалось затвердить, распилить пилой и разобрать на части. Эта работа позволила ученым сохранить «муляжи» тел и выяснить многие «мелкие» детали, такие, например, как текстура савана. Скрупулезное изучение самих останков четко показало травмы и многочисленные переломы, полученные, очевидно, при ударах о скалы. А следы морских отложений на крестце и в гортани свидетельствовали о длительном пребывании тел на дне моря. Некоторые данные удалось получить и при антропологическом исследовании. Правда, не столь значительные, как ожидали ученые, — известь и дождевая вода сделали свое дело. Тем не менее среди изученных останков удалось выявить два, которые имели характерные неевропейские антропологические признаки.
