Уитмен встал – немного быстрее, чем нужно, и сейчас же позади себя услышал движение: подбитые каучуком подошвы скрипнули на плитах пола, клацнула винтовка, снятая в сплеча.
Уитмен обернулся и посмотрел назад. Этот солдат никогда не улыбался. Делая все возможное, чтобы особенно не маячить перед глазами Уитмена, он, тем не менее, постоянно находился рядом. Куда бы Уитмен ни направился в вашингтонских бункерах – в туалет, в собственную спальню, – солдат был при нем. И все дело было в татуировке на запястье уитменовой руки – знак плюс.
Анализов, которые могли бы обнаружить у человека прионную болезнь, обращавшую человека в зомби, не существовало. Не существовало и специфических симптомов ее приближения. Инкубационный период мог длиться двадцать лет, а потом, однажды, как гром среди ясного неба – раз! И ты зомби. Глаза твои наливаются кровью, ты забываешь свое имя и нападаешь на любое живое существо, которое встречается на твоем пути.
А может получиться и иначе. От прионов ты чист всю свою жизнь. Живешь нормально, полностью здоров. Но здоровье не играет никакой роли, если на твоей левой руке, на ее тыльной стороне, ставят знак плюс. Здоров ты или нет – неважно; главное – знак.
Охранник следовал за Уитменом, пока тот шел к Капитолию. Этот купол не так хорош, как старый, оставшийся на поверхности. Этот сделан из бетона и даже не покрашен. Но он сконструирован таким образом, что не разрушится даже в том случае, если весь остальной бункер превратится в груды камня и бетона.
Внутри же все выглядит как старое здание Сената. Ряди столов, обращенных к подиуму. За столами сегодня никого, а вот на подиуме сидят пятеро. Троих из них Уитмен узнал. Двое остальных очень, очень молоды.
Один из сенаторов, седовласый человек с очками в золотой оправе, водруженными на лоб, имеет личного охранника – солдата, который стоит позади с винтовкой в позе ожидания. У сенатора на руке, как и у Уитмена – знак плюс. Неважно, кто ты и какой властью располагаешь – наличие татуировки на твоей руке заставляет окружающих нервничать. Эта татуировка – великий инструмент демократизации.
Перед подиумом стоит стол, заваленный бумагами и папками в твердых обложках. Здесь же два микрофона на гибких ножках – словно глаза краба. За столом уже сидят двое. Один из них – адвокат, назначенный защищать Уитмена, – сидит, уставившись в точку на полу и плотно сжав губы. Уитмен видел много таких людей – людей, которые пережили Кризис, но представления не имеют, что делать дальше. Людей, которые не могут забыть то, что видели.
Другой человек при появлении Уитмена оборачивается, и Уитмен не может скрыть удивления. Это директор Филипс, старый босс Уитмена из правительственного Центра по контролю и профилактике заболеваний. А Уитмен слышал, что Филипс покончил с собой!
На голове Филипса, сбоку – шрам и нет одного уха. «Вот как», – подумал Уитмен. Его медицинского образования хватило, чтобы распознать самострел. Значит, Филипс пытался убить себя. Пытался, но не получилось.
Уитмен его понимал. Он пытался сделать многое в своей жизни, и во многом терпел неудачу. Сейчас он должен поведать комитету Сената о том, как он провалился в очередной раз.
Он был готов. Он действительно хотел этой исповеди.
Для него это означало полную отставку.
* * *
Уитмен стоял на гравийной обочине дороги, не спуская глаз с деревьев, стоявших в двадцати ярдах от него. Там могли быть зомби. Но ему нужно было проверить вэн, удостовериться, что тот не подведет его в самый ответственный момент.
Правительственная печать, нанесенная краской на дверцу со стороны водителя, стерлась почти полностью. Окно перестало существовать. В деревьях, похоже, никого не было, и Уитмен рискнул заглянуть под днище машины. К счастью, там было только несколько небольших вмятин и царапин.
Им повезло. На скорости, с которой он несся по рытвинам и ухабам, он запросто мог загубить подвеску.
Выпрямившись, он от неожиданности едва не уронил на землю гаечный ключ. По направлению к нему двигалось создание с длинными спутавшимися волосами. Но нет, это была всего-навсего Грейс.
– Я же велел тебе не выходить из машины! – сказал он.
Грейс пожала плечами, потом кивнула в сторону сидящего на заднем сиденье Боба. Ребенок по-прежнему кричал, хотя и не столь оглушительно. К тому же он охрип.
– Я не такая, как он, – сказала Грейс.
Уитмен сделал глубокий вдох. Он отлично понимал, что скоро произойдет. Когда в Атланте он забирал их, то осознавал, что у них был контакт. Таким нельзя жить в обычном городе. То, что у тебя был контакт, совсем не означает, что ты инфицирован. Так, по крайней мере, они все себе говорят.
– Мы с моей подружкой Хезер нашли зомби в подземном переходе. Мы там никак не должны были оказаться, но этот… он укусил ее. Потом ее забрали, и я не знаю, что они с ней сделали.
Уитмен мог предполагать. Хезер не просто имела контакт, она была инфицирована. С такими людьми случается только одно.
– Я убежала. Я знаю, это была, наверное, трусость, – сказала Грейс.
Голос ее звучал так, словно она заранее приготовила свою речь. Подумав, она продолжила:
– Я поступила неправильно. Но я и близко не подходила к зомби. Он до меня не дотрагивался.
Уитмен кивнул. Он решил, что ее нужно дослушать до конца.
– А полиция даже не захотела слушать, – покачала Грейс головой. – Сделали мне татуировку и заперли. Они же не знали всех деталей. Я понимаю, они осторожничают. Но я не вхожу в группу риска.
Она с надеждой в глазах улыбнулась Уитмену.
– Прошу тебя, – сказала она. – Отвези меня назад. Скажи им, что я чиста.
Она тряхнула волосами – трюк, который, вероятно, действовал безотказно на парней ее возраста.
– Прошу тебя! – повторила она.
– Не я устанавливаю правила, – покачал головой Уитмен.
– Я не могу здесь находиться, – почти взмолилась Грейс. – Здесь опасно. Эти байкеры. Они бы убили нас. Они бы со мной такое сделали…
– В медицинском лагере ты будешь в полной безопасности, – сказал Уитмен.
Открыв дверцу вэна, он забрался на свое место и спросил:
– Ты едешь?
Некоторое время Грейс стояла молча. Ей никак не верилось, что у нее не получилось уговорить Уитмена. Потом она повернулась и посмотрела на дорогу, откуда они только что приехали.
– Эти байкеры…
– Им нужны были наши вода, еда и бензин, – сказал Уитмен.
– Они ведь за нами потом еще ехали, правда? Они ведь не сдались? – спрашивала Грейс. – Они ведь убьют нас, правда?
Уитмен пожал плечами:
– У них нет огнестрельного оружия. А то бы они его использовали. Я думаю, за десять лет ни у кого уже не осталось патронов. Это нас шанс. К тому же мы оторвались. И чем быстрее ты сядешь в вэн, тем скорее мы будем во Флориде.
