Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
Самое ужасное, что Сэм перестал разговаривать. Пока Лоретта помогала ему одеваться, он молча сидел на краешке кровати, весь трясся. Машинально принимал таблетки и пил ананасовый сок, после завтрака аккуратно вытирал свой подбородок. Когда Лоретта приезжала вечером, он уже ждал ее, стоя на крыльце. Хотел вначале увидеть Анну и только потом поужинать дома. Когда они приезжали в больницу, Анна лежала бледная, ее длинные белые косы свисали, как у маленькой девочки. Капельница, катетер, кислородная подушка. Анна не разговаривала, но улыбалась и держала Сэма за руку, а тот рассказывал ей, что постирал белье в машине, полил помидоры, мульчировал грядку с бобами, помыл посуду, приготовил лимонад. Все говорил и говорил с ней, задыхаясь, рассказывал ей про весь свой день, до последней минуты. Когда они выходили из палаты, Лоретте приходилось подставлять ему плечо – он шатался, спотыкался. На обратном пути в машине, переволновавшись, рыдал. Но Анна выписалась, самочувствие отменное, вот только в саду столько всего не сделано! В следующее воскресенье, после бранча, Лоретта помогла прополоть огород, обрезала ветки ежевики. И забеспокоилась: а если Анна тяжело заболеет? Во что она вляпалась с этой дружбой? Взаимная зависимость Анны и Сэма, их уязвимость – как это печально, как трогательно, думала она. Вот о чем она размышляла во время прополки, но в саду было так приятно: земля – прохладная, черная, солнце греет спину. Сэм рассказывал свои истории, пропалывая соседнюю грядку.
В следующее воскресенье Лоретта опять поехала к ним, но опоздала. Встала-то она рано, но закопалась в делах. Вообще-то хотелось остаться дома, но совесть не позволила ей позвонить и отменить визит.
Парадная дверь, как всегда, была закрыта на задвижку, и Лоретта направилась к садовой калитке, чтобы войти через черный ход. Зашла в сад поглазеть: какое изобилие – помидоры, кабачки, сахарный горох. Сонные пчелы. Анна и Сэм сидели на террасе на верхнем этаже. Лоретта хотела было их окликнуть, но тон у них был такой серьезный…
– Раньше она никогда не опаздывала. Может, и вообще не придет.
– Нет-нет, придет… Эти бранчи так много для нее значат.
– Бедняжка. Как она одинока. Она в нас нуждается. В сущности, мы ее единственная родня.
– Она слушает мои истории с открытым ртом. Вот черт: ума не приложу, о чем бы ей сегодня рассказать.
– Припомнишь что-нибудь…
– Ау! – крикнула Лоретта. – Есть кто дома?
Без удержу
Глухая темная ночь души[119], а по ночам винные магазины и бары закрыты. Она сунула руку под матрас, нашарила пустую бутылку: была пинта водки, да вся вышла. Спустила ноги с кровати, встала. И так бросило в дрожь, что пришлось присесть на пол. Дышала часто-часто. Если не опохмелиться, начнется белая горячка или эпилептический припадок.
Способ есть: замедлить дыхание и пульс. Как можно меньше нервничать, пока не раздобудешь бухло. Поможет сахар. Чай с сахаром, его и в нарколожке дают. Но все тело тряслось, не было сил встать. Легла на пол, глубоко дыша, как на занятиях по йоге. Не думай, ради бога, не думай о своем нынешнем состоянии, а то умрешь, умрешь от стыда, от инсульта. Дыхание чуть-чуть нормализовалось. Она начала читать названия книг на полках. Сосредоточься, читай вслух. Кобо Абэ, Шервуд Андерсон, Мигель Анхель Астуриас, Чинуа Ачебе, читай подряд, и помедленнее. Прочла целую стену книг, и немножко полегчало. Приподнялась на локтях. Держась за стену, вся дрожа, еле переставляя ноги, добралась до кухни. Спиртовой экстракт хоть какой-нибудь. Ванильный кончился. Есть лимонный. Жидкость обожгла глотку, сразу замутило. Крепко сжать губы, проглотить экстракт через силу. Заварила чаю, бухнула в чашку много меда, выпила медленно, по глоточку, не зажигая света. Водку ей продадут в шесть – два часа осталось – в Окленде, в магазине “Аптаун”. В Беркли придется ждать до семи. Господи ты боже мой, а деньги? Она крадучись вернулась в свою комнату, порылась в сумке, лежащей на письменном столе. Ни бумажника, ни ключей от машины – наверно, забрал Ник, сын. Не пойдешь же искать все это к сыновьям – нельзя их будить.
В банке на ее столе, куда она кидает мелочь, – один доллар тридцать центов. Порылась в нескольких сумках в шкафу, в карманах плащей, в ящике кухонного стола. И все-таки набрала четыре доллара: вот сколько дерет за полпинты проклятый индус по утрам. Но все, кого мучает похмелье, раскошеливаются. Правда, большинство пьянчуг берет сладкое вино: оно действует быстрее.
Пешком путь неблизкий. Сорок пять минут, потом возвращаться домой бегом, пока дети не проснулись. А как она вообще дойдет? В другую комнату – и то ползет еле-еле. Моли бога, чтоб тебе не попалась полицейская машина. Жаль, что нет собаки – взяла бы, типа выгуливаю. Идея, засмеялась она, пойду к соседям и спрошу, не одолжат ли собачку. Ага, конечно. Никто из соседей с ней больше не разговаривает.
Чтобы сохранить равновесие, внимательно смотрела на трещины на асфальте, считала: раз-два-три. Хваталась за кусты, за стволы деревьев и подтягивалась – все равно что взбираться на гору бочком. Очень страшно было переходить улицы – какие же они широкие, и светофоры мигают: красный-красный, желтый-желтый. Иногда – фургон, развозящий “Икземинер”[120], или пустое такси. Патрульный автомобиль: едет быстро, с отключенной мигалкой. Полицейские ее не заметили. Холодный пот стекал по спине, зубы громко стучали в безмолвии утренних сумерек.
Пыхтя, на подгибающихся ногах, дошла до “Аптауна” на Шэттак-авеню. Пока закрыто. На краю тротуара топтались семеро чернокожих: шесть стариков и мальчик. Индус, не замечая их, сидел у окна, пил кофе. На тротуаре двое передавали друг другу флакон с сиропом от кашля “Найквил”. Эту “голубую смерть” можно купить в любое время дня и ночи.
Старик, которого тут зовут Чемпион, улыбнулся ей:
– Что, матушка, болеешь? Аж волосы ломит?
Она кивнула. Да, именно такое ощущение: в волосах, в глазных яблоках, в костях.
– На, – сказал Чемпион, – скушай немножко.
Он ел соленые крекеры. Сунул ей пару:
– Надо есть, даже через “не могу”.
Мальчик попросил:
– Эй, Чемпион, дай и мне немножко.
Ее пропустили к прилавку без очереди. Она попросила водку, высыпала на прилавок пригоршню монет.
– Тут всё, без сдачи, – сказала.
Он улыбнулся:
– Пересчитайте сами, сделайте милость.
– Живее, блин, – буркнул мальчик, пока она трясущимися пальцами передвигала монеты.
Сунула бутылку в сумочку, заковыляла к выходу. Вышла, вцепилась в телефонный столб: ступить на мостовую было страшно.
Чемпион пил свой “Ночной поезд”[121] из горла:
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
