— Лодку с крыши сталкивать нельзя, — сказала Вайолет. — Она разобьётся из-за силы тяжести.
— Кажется, пора вносить силу тяжести в список моих врагов, — пробормотал Олаф.
— Я сниму вам лодку с крыши, — спокойно продолжала Вайолет, и брат с сестрой уставились на неё в ужасе. Судья Штраус поглядела на неё в изумлении. Даже Граф Олаф казался несколько озадаченным.
— Правда? — спросил он.
— Конечно, — сказала Вайолет. — Все идёт именно так, как вы говорили, Граф Олаф. Благородные люди подвели нас все, как один. У нас нет причин не помочь вам сбежать.
— Вайолет! — воскликнули Клаус и Солнышко, охваченные одним ужасом на двоих.
— Не надо! — воскликнула судья Штраус, которой пришлось переживать своё изумление в одиночку.
Граф Олаф все ещё выглядел несколько озадаченным, однако лишь поглядел на старшую Бодлер и пожал плечами.
— Ладно, — сказал он. — И что тебе для этого нужно?
— Несколько грязных простыней, — сказала Вайолет. — Я свяжу их вместе и сделаю парашютный тормоз, как в Мёртвых Горах, когда я остановила летевший с горы фургон.
— Мне всегда было интересно, как тебе это удалось, — сказал Олаф, и прозвучало это так, словно он восхищался изобретательскими способностями старшей Бодлер.
Вайолет вошла в прачечную и подобрала с пола несколько простыней, стараясь выбрать почище.
— Пойдём на крышу, — тихо сказала она. Брат с сестрой подошли к ней поближе, и каждый положил руку ей на плечо.
— А почему? — спросила Солнышко.
— Солнышко права, — кивнул Клаус. — Почему ты помогаешь Графу Олафу сбежать?
Старшая Бодлер посмотрела сначала на охапку простыней, а затем на брата с сестрой.
— Так ведь он возьмёт нас с собой, — сказала она.
— И с чего вдруг? — поинтересовался Олаф.
— Одному вам с лодкой не управиться, — хитро усмехнулась Вайолет, — а нам надо покинуть отель так, чтобы не заметила полиция.
— Дело говоришь, — сказал Олаф. — Ну и ладно, так или иначе вы окажетесь у меня в руках. Пошли.
— Рано, — сказала Солнышко. — Ещё одно.
Все уставились на младшую Бодлер, на лице у которой появилось непостижимое выражение. Даже брат и сестра не понимали, что она задумала.
— Ещё одно? — переспросил Граф Олаф, глядя на Солнышко сверху вниз. — Ну?
Старшие Бодлеры посмотрели на сестру и почувствовали, как по спине у них побежали мурашки — словно круги по воде. Пройти по жизненному пути, не совершив ни одного сколько-нибудь злодейского поступка, очень трудно — ведь прежде всего в мире столько злодейства. Когда на жизненном пути Бодлеров возникали непостижимые ситуации и сироты не знали, как поступить, детям часто казалось, что они чудом балансируют на вершине чего-то ужасно хрупкого и ужасно опасного и что если они не будут очень осторожны, то им предстоит падение с огромной высоты прямо в пропасть злодейства. Вайолет чувствовала, что чудом балансирует на этой хрупкой вершине, когда предложила Графу Олафу устроить побег, хотя и думала, будто делает это ради спасения своих брата и сестры и себя самой, а Клаус чувствовал, что чудом балансирует на этой хрупкой вершине, когда помогал Олафу отпереть дверь прачечной, хотя и знал — сахарницы там нет. И разумеется, все трое сирот чувствовали, что чудом балансируют на этой хрупкой вершине, когда думали о Дьюи Денумане и о том страшном мгновении, когда он погиб от оружия в их руках. Но когда Солнышко ответила на вопрос Графа Олафа, часы отеля «Развязка» дважды пробили «Не так!», и брат с сестрой задумались, не потеряли ли они равновесие и не летят ли они прочь от всех благородных людей на свете.
— Поджечь отель, — сказала Солнышко, и все бодлеровские сироты почувствовали, что летят в пропасть.
Глава тринадцатая
— Ха! — каркнул Граф Олаф. — Приз в студию!
Он употребил выражение, которое здесь означает «Сдаётся мне, это предложение сулит поразительные развлечения и сладостные скандалы!» — хотя в подводном каталоге Дьюи Денумана содержится перечень из двадцати семи случаев, когда призы доставались Графу Олафу нечестным и обманным путём. С глумливой улыбкой он опустил ту руку, в которой не было гарпунного ружья, и погладил Солнышко Бодлер по голове.
— Как я погляжу, младшая сиротка все-таки пошла по моим стопам! Значит, не такой уж я плохой опекун! — закричал он.
— Вы вообще не опекун, — возразила Вайолет, — а Солнышко вообще не поджигатель. Моя сестра сама не знает, что говорит.
— Поджечь отель, — настойчиво повторила Солнышко.
— Тебе нехорошо, да, Солнышко? — заботливо спросил Клаус, заглядывая сестре в глаза. Он испугался, что медузообразный мицелий, который всего несколько дней назад угрожал жизни младшей Бодлер, скверно на неё повлиял. Клаус провёл исследование и придумал, как обезвредить зловредный грибок, но теперь ему показалось, что, быть может, он обезвредил его не до конца.
— Мне отлично, — ответила Солнышко. — Поджечь отель.
— Ах ты, моя цыпочка! — воскликнул Граф Олаф. — Да если бы Кармелите хоть чуточку твоих мозгов! Я так закрутился со всеми делами, что мне и в голову не пришло поджечь этот отель! Но даже если очень занят, не следует забывать о хобби!
— Ваши хобби, Граф Олаф, — попросту злодейство! — сказала судья Штраус. — Даже если Бодлеры решили принять участие в ваших кознях, я сделаю все, что в моей власти, и не допущу этого!
— Нет у вас никакой власти, — осклабился Граф Олаф. — Ваши коллеги-судьи — мои союзники, ваши коллеги-волонтёры болтаются по вестибюлю с завязанными глазами, а у меня гарпунное ружье!
— А у меня всеобщая история несправедливости! — воскликнула судья Штраус. — Ведь должна же эта книга на что-то сгодиться!
Негодяй не стал спорить, а просто нацелил на судью оружие.
— Давайте, сиротки, разводите огонь в прачечной, — сказал он, — а я тут позабочусь, чтобы судья Штраус нам не помешала.
— Есть, сэр, — сказала Солнышко и протянула руки брату и сестре.
— Не смейте! — закричала судья Штраус.
— Зачем ты это делаешь, Солнышко? — спросила сестру Вайолет. — Ведь ты причинишь вред невинным людям!
