Книга Письма о письме - Чарльз Буковски

Немец по рождению, Буковски вырос в Лос-Анджелесе, в семье, лишенной любви и нежности, и это сформировало его твердое, как скала, и индивидуалистическое, почти ницшеанское мировоззрение. Коль скоро он был ребенком Депрессии и постарше большинства начинающих писателей, модные веяния, вроде контркультуры 1960-х или поверхностной идеологии «Власти Цветов», вызывали у него одни насмешки. Больше всего Буковски презирал стадность и эгоизм популярных групп вроде битников, которые, казалось, полагали, будто очутиться в лучах славы важнее, чем действительно работать. Буковски отстранился от этой суеты, чтобы посвятить себя письму. Пишущая машинка доставляла его в то трудноопределимое место между безумием и душевным здоровьем, которое он так любил. Писать – вот единственный известный ему способ не подпускать к себе безумие.

По природе своей одинокий волк, Буковски любил цитировать строку Сартра о том, что «ад – это другие», однако он никогда не пытался отрицать множество своих литературных влияний. Алкоголь и классическая музыка так же очевидно воздействовали на его письмо, вероятно – столько же, сколько и любой из художников, кого он уважал и кого исправно благодарил во многих своих письмах. Кроме того, он был благодарен некоторым независимым и мелким издателям, особенно Джону Уэббу, Марвину Мэлоуну и Джону Мартину, и их совместному «волшебному путешествию». В то же время он неоднократно поносил самых высоко ценимых авторов, включая Шекспира и Фолкнера. Своих современников он тоже не щадил: Кэрол Берже, Рон Силлимен, Генри Миллер (и его «звезднопутевый лепет») и Роберт Крили подвергались его яростным нападкам – что нехарактерно, в начале 1970-х годов Буковски изменил свое мнение о Крили, признав свою критику безосновательной. Как сам Буковски не раз говорил, он начал писать не потому, что был хорош, а потому, что другие писатели были слишком уж плохи.

Ни по каким меркам человек не ученый, Буковски тем не менее полтора года посещал колледж и гордился тем, что в молодости прочел без счета книг в Лос-Анджелесской публичной библиотеке. Хотя он систематически неверно писал фамилии многих известных авторов, этот печально известный пьяный бабник мог почти дословно цитировать давно забытые средневековые стихи, различные афоризмы Ницше и множество строк из стихов Шекспира, Уитмена и прочих гигантов литературы. Такой вот невежественный Старый Козел американской литературы.

Мало того, Буковски мог быть и привередливым грамматистом. В дилемме «останемтесь же справедливы» против «будем же справедливы» в письме Энтони Линику от 2 апреля 1959 г. Буковски комически наносит удар по грамматическим правилам. Более того, когда редакторы литературных журналов публиковали его стихи со вкравшимися типографскими опечатками, он становился рассерженным стариком и изрыгал инвективы налево и направо. Для плодовитого автора, у которого почти не оставалось времени на редактуру, Буковски мог быть весьма придирчив – и поделом – насчет опечаток, что были общим местом в маленьких журналах, размножавшихся на мимеографах, где его произведения печатались рекордно быстро.

Не связанные с писательством вопросы вроде подачи рукописей в сотни литературных журналов по всему миру Буковски считал пустой тратой времени; примерно это он и говорил своему давнему редактору Джону Мартину. Кроме того, он полагал, что изготовление десятков маленьких рисунков для специальных изданий, которые Мартин планировал для своего издательства «Черный воробей», необязательно и истощит его энергию. Иногда Буковски взрывался; чувствуя, что Мартин относится к нему как к «идиоту», он отвечал на требования редактора презрительным «да, отец». Что интересно, когда Энн Уолдмен и Аллен Гинзбёрг вдвоем пригласили Буковски преподавать в Университете Наропы в конце 1970-х годов, он это предложение отверг. Больше всего значения для Буковски имело писать следующую строку, а подача рукописей, картины и преподавание всего-навсего отвлекали. Писательство было его костылем, как вновь и вновь утверждал он сам.

В самом начале этого томика юный, неизвестный Буковски спрашивает у Хэлли Бёрнетт о возможности работы в журнале «Рассказ», а в самом конце, едва ли за год до кончины, когда он уже был невероятно популярен для автора, публиковавшегося в независимой прессе, Буковски откровенно благодарит редактора Джозефа Паризи за то, что тот наконец его напечатал в журнале «Поэзия» после десятилетий нескончаемых отказов. Письма эти показывают, что Буковски был упрям и упорен, никакие препятствия не могли помешать ему стремиться к успеху и признанию, что от своей писательской болезни он не мог и не желал излечиваться. Еще очень молодым художником он принялся методично культивировать черты, что со временем превратили его в ту личность «Буковски», которую он счастлив был увековечивать в своих произведениях. Чтение этих писем позволит заглянуть в самую глубину борьбы всей его жизни за то, чтобы стать литературной иконой.

И теперь они доступны вам во всем своем грубом великолепии.