Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
Мы пытались обсуждать дальнейшую судьбу этого явления с его представителями. У них нет единого мнения по этому поводу, но чувствуется некоторое озлобление на представителей власти. Приведем цитату из переписки со сталкерами:
«Пока вы будете решать, какие методы будут полезней, люди будут лазить. И не вам решать, дорогие вы мои, кому туда ходить. Я считаю, что это в первую очередь индивидуальные проблемы каждого, кто ходит в зону. …Помимо того, наша любимая страна будет в довесок раздевать народ посредством экскурсий. …Пубертатная молодежь рвется туда после игр, но ее тоже можно понять. А всех под одну гребенку, ой как не есть хорошо. Что же вы так?) Лично от меня высказываю вам тотальный фэйл и незачет за дезинформацию».
Как видим, молодые люди, проникающие в зону отчуждения, достаточно своенравны и скептически относятся к статусу охраняемых территорий. Кроме того, «идейные» сталкеры — упрямый, рисковый и, главное, склонный к продуманным авантюрам народ. Хорошо зная топографию зоны отчуждения и свободно владея навыками скрытного передвижения, они легко могут оставаться незаметными для патрулей. К тому же усиление контроля делает для них поход более рискованным и, значит, более интересным! Возрастает экстремальность и, как следствие, увеличивается чувство собственного достоинства у того, кто удачно достиг поставленной цели и вернулся за периметр зоны отчуждения без милицейского сопровождения.
Второй подход — новаторский по своей сути, но радикальный для властей — легализация. Инфильтрация сталкеров в зону отчуждения исчезнет или существенно снизится лишь при условии, что это станет неприемлемым для самих сталкеров. Когда это будет невыгодно и непрестижно для них изначально. Это может произойти, если привлечь их к работам по охране и уходу за территорией чернобыльской зоны отчуждения на общественных началах. Только на первый взгляд такая идея кажется абсурдной, но вспомните о процветающих в мире волонтерских движениях. Люди бескорыстно оказывают помощь ученым в проведении наблюдений за природой, помогают лесникам в охране и уходе за ценными природными объектами, а также принимают участие в работах по сохранению редких видов животных и птиц. Благодаря, кстати, волонтерам были сохранены местообитания северо-американских диких баранов и численность их популяции увеличилась на 50%. Больше того, волонтерами создаются общественные организации, которые успешно работают в сфере охраны конкретных видов животных. Примером тому могут служить «Фонд чернохвостого оленя», «Утки без границ», «Фонд североамериканских диких баранов», «Фонд дикой индейки». Иногда для защиты своих подопечных волонтеры организовывают фонды для выкупа территории у государства и последующего создания там заповедника или национального парка.
Учитывая, что чернобыльская зона отчуждения сегодня де-факто является посттехногенным заповедником, а значительное число проводимых здесь работ подобно тем, что осуществляют в заповедниках, волонтеры могли бы подключиться к этому процессу. На 2600 квадратных километрах зоны экологической катастрофы работа для молодых энтузиастов найдется. Только направить их энергию нужно в правильное, позитивное русло.
Немаловажно, что такой подход, позволяющий молодым людям принимать участие в научном и производственном процессе предприятий зоны, имел бы и мощный просветительский и воспитательный характер. Согласитесь, это архиважно в условиях нашего деградирующего общества.
ЭПИЛОГ
Через год исполнится 25 лет со дня аварии на ЧАЭС. Четверть века — это вполне достаточный срок для того, чтобы оглянуться в прошлое и подвести итоги. С этой же временной отметки можно попытаться рассмотреть будущее, во всяком случае, его общие черты.
Итак, что же осталось в прошлом? Первые пять лет после аварии можно назвать временем быстрых и масштабных решений. Была проведена эвакуация, создана зона отчуждения, проведена очистка ближней зоны, построен Саркофаг над четвертым энергоблоком, возведены хранилища радиоактивных отходов, образовавшихся в результате аварии. В этот период задачи и вопросы возникали молниеносно и столь же быстро требовалось их решать. Не было времени ни на размышления, ни на скрупулезные расчеты при помощи ЭВМ. Возможно, не все решения, принятые на тот момент, были эффективными и правильными, но они позволили достичь главной цели — локализировать источник загрязнения и изолировать наиболее загрязненные районы.
Если первые пять лет внимание руководства государства концентрировалось на объекте «Укрытие», промышленной площадке ЧАЭС и ближней зоне, то последующее десятилетие — 90-е годы — можно охарактеризовать как время, в котором решались вопросы управления территорией зоны отчуждения. Стало ясно, что это надолго, а такой крупный и уникальный объект не может оставаться без присмотра. Первым «звоночком» стал большой пожар в 1992 году, который прокатился по западной части зоны отчуждения с севера на юг. Тогда сгорело 170 км2 радиоактивно-загрязненного леса и три деревни.
Выстроить систему управления территорией без населения, да еще представляющей собой открытый источник ионизирующего излучения, удалось. Были созданы службы и предприятия, которые занимались поддержанием правопорядка, пожарной безопасностью, контролем ионизирующего загрязнения, водным и лесным хозяйством, поддержанием инфраструктуры в рабочем состоянии. На тот момент в зоне работали 15 тысяч человек.
Это десятилетие можно охарактеризовать и как время масштабного исследования последствий аварии. В них участвовало более 300 отечественных и международных институтов. Одним из направлений исследований была реабилитация — поиск методов и средств восстановления хозяйственной деятельности на зараженной земле. Это было принципиально, поскольку руководство воспринимало отчуждение территории как что-то ненормальное, требующее исправления. Сама история реабилитации напоминает описание военного отступления. Вначале ставилась радикальная задача полной очистки земли от радиоактивного загрязнения, потом компромиссная — возможность ведения ограниченного хозяйства с получением «чистой» продукции. К концу десятилетия человек капитулировал, признав, что по силам восстановить экологическое равновесие только самой природе. Люди с изумлением обнаружили, что без приказов сверху и инициатив снизу, без финансовых затрат и материальных ресурсов природная среда на территории зоны начала восстанавливаться. Как оказалось, время экологической «перезагрузки» живой природы сравнительно небольшое — всего пять лет. В результате был поставлен вопрос о создании заповедника в зоне отчуждения если не на всей территории, то хотя бы на отдельной ее части.
В 90-е же годы руководство зоны отчуждения столкнулось с неконтролируемыми «самосёлами» и их попытками восстановить прежний уклад жизни. После четырех лет принудительного и добровольного выселения «самосёлы» все же стали частью зоны отчуждения. Было очевидно, что эти люди отсюда никуда не уйдут.
Следующее десятилетие уже другого века можно назвать безвременьем. Новые задачи не ставились, а старые не решались. Медленно, но уверенно сократилось число работающих в зоне до 3–4 тысяч человек. Сюда начал явно проникать бизнес, поэтому десятилетие запомнилось рядом скандалов с вывозом из зоны металла, леса и других ценностей.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
