– Ты тоже хочешь?
Мы все решили, что Црни умер.
– Он ударился головой о землю, – заметил Комадина.
Цоро потряс вялое тело, выскользнувшее у него из рук. Он заливался слезами и по гораздо менее серьезным поводам.
– Теперь я уже никогда не смогу выпить с ним кофе в общежитии инвалидов! – всхлипывал он.
Как поверить, что твой товарищ умер?! Отец плакал над ролью женщин в истории, а я – потому что я убийца! Господи, отцу повезло! Если то, что говорит Амра, не ложь, отец ведет двойную жизнь. Вот в чем его правота: он нашел равновесие. А что моя жизнь… Она пропала…
– Нет, Црни! Не делай этого… Господом Богом молю!
Воздев глаза к небу, я кричал, чтобы хоть кто-нибудь там, наверху, услышал и запретил Црни умирать! И вдруг меня парализовала ужасная боль, из живота хлынула горячая кровь…
Просто Црни был волком… «Волчья уловка, как тогда, у Сейдича», – мелькнуло у меня в голове.
Црни прикинулся мертвым, а когда убедился, что сможет попасть, воткнул свою заточку мне в живот. А потом еще несколько раз.
Наверное, мой крик был слышен на море и в порту Живогошче. Црни приподнялся, встал на колени и схватил камень, чтобы добить меня. Амра принялась колотить его сумкой, но, увидев следы крови на асфальте, в ужасе закричала. Мне нисколько не было больно, только кровь волнами выливалась из меня и текла по ляжкам. Я чувствовал ее тепло на своих ногах. Цоро и Комадина схватили Црни за руки. Мне удалось повернуться на бок и отпихнуть остервенелого врага. Встав на ноги, он начал пинать меня:
– Получи, Момо Капор! Вонючая голландская подстилка!
Обернувшись к Страннику, он вновь занес свою заточку, чтобы ударить его:
– Теперь твоя очередь! Грязная проститутка!
Спасаясь от смерти, Странник бросился наутек. Он бежал и постоянно оглядывался. На повороте он решил убедиться, что Црни его не преследует. Но Црни резко затормозил, заметив автомобильные фары. Из-за поворота на полной скорости выскочил полицейский «фиат» и сбил Странника. Глухой удар, кульбит, падение. Воцарилось тяжелое молчание. Его нарушало только зловещее уханье совы. И хотя ситуация была критическая, в голову мне снова пришел дурацкий вопрос: какие звуки издают цикады, когда совокупляются?
Станет ли моя смерть логическим продолжением событий? Неужели это конец – после тех наслаждений и вершин, к которым привела меня Амра?
Нет ничего теплее крови и ничего таинственнее этой жидкости. Заметив, что силы покидают меня, Амра расплакалась так, словно это наше последнее расставание. При виде лужи крови, в которой плавали мои ноги, Комадина пришел в ужас.
В свете фар своего «тристача» суетились полицейские: в каких-то пятидесяти метрах от нас обезумевшие тени метались между машиной и безжизненным телом иностранца. Сперва темные силуэты склонились над трупом, потом замерли возле рюкзака, отброшенного ударом на обочину.
– Я звоню на пост?
– На пост? Ты что, идиот или как? Хочешь за хиппи чалиться на нарах в Зенице?
– Нет…
– Тогда лучше помоги. Его надо убрать отсюда!
Они подняли тело и сбросили его в освещенный фонарем котлован у выезда из Живогошче. Один из полицейских вернулся к машине за канистрой и шлангом и стал переливать бензин из бака в канистру. Потом они облили Странника бензином и подожгли. Несмотря на то что пламя мгновенно занялось, полицейские злились, что парень горит недостаточно быстро.
– Чертов голландец, ничего толком не может!
– У них все кости отсырели из-за их сраного океана!
– Нам бы газосварку! – предложил кто-то из полицейских.
Автомобиль тронулся с места, метров сто проехал задом, после чего, визжа шинами, на полной скорости помчался в сторону города. Вместе с фарами исчезли тени; только собака выла где-то вдалеке, да из-за перепадов напряжения мигали фонари на въезде в Живогошче.
Вернувшись, полицейские поспешно подожгли труп газосварочной лампой, и очень скоро тело Странника превратилось в пепел.
Моя кровь изливалась волнами, и картинка перед глазами постепенно тускнела. Пока Комадина и Амра тащили меня, я успел заметить, что полицейские сгребли пепел в золотистую консервную банку. Луна освещала тянущуюся за мной по шоссе кровавую дорожку. Когда окончательно стемнело, Комадина разорвал свою рубашку, схватил мою руку и с силой прижал ее к моему животу, в том месте, откуда лилась кровь. Остановилась машина, взвизгнули шины.
– Прижми, слышишь? – сказал Комадина, завязывая у меня на животе свою рубашку.
– Что случилось? – спросил вышедший из автомобиля полицейский.
– Скорей! – умоляла Амра. – Он истечет кровью, если мы не отвезем его в больницу. Он умрет у нас на руках…
– Что случилось? – повторил полицейский.
– На него напал наркоман! Ворвался в его палатку и ранил!
– Чем эта гнида-наркот его ранил? – спросил полицейский, глядя на своего коллегу.
– Заточкой.
– Чем? Заточкой? Вот урод! Говорил я тебе, с этими наркошами не до шуток.
Никакой картинки. Видать, взорвалась катодная трубка телика.
Я очнулся в больнице, голый, как червяк; распростертый на операционном столе, с натянутой до подбородка белой простыней. Мне открывали глаза. Мне показалось, пальцы Амры. Надо мной склонилась медсестра. Она распрямила мою руку и поправила тонкую пластиковую трубочку, соединявшую капельницу с веной.
– Похоже, ты родился в рубашке, но без мозгов! Еще миллиметр, и остался бы без желчного пузыря.
– Сраный наркот! – выругался один из полицейских.
Он посмотрел на медсестру, которая меня перевязывала, дождался, пока она не уйдет за стерильными салфетками, огляделся. Пошептался с другим полицейским. Тот, что повыше, достал консервную банку. Они собрались высыпать пепел в окно на заросли лаванды на больничном дворе. Хотя все еще было утро, над Макарской уже дул маэстраль[37]. Полицейский отворил окно и вытряхнул содержимое банки. Ветер понес пепел над лавандой к морю. Но сильный порыв снова задул его в палату. Сначала пеплом засыпало лицо полицейского, потом клубящееся облачко добралось до Комадины и Амры. Они не поняли, что Странник, теперь уже в вечной форме, возвращается прямо к ним. Сцена приобрела вид истерической комедии. Боль в животе мешала мне смеяться, но я буквально помирал со смеху, глядя, как полицейский настойчиво борется с ветром, заставляющим пепел кружиться по комнате, и пытается снова собрать его в банку. Оба полицейских не знали, что Амра, Комадина и я стали свидетелями их преступления. Чтобы сменить мне повязку, вернулась медсестра, которая тоже была не в курсе.
