– Дело молодое, – философски заключил полковник. И с сомнением добавил: – Хотя для тебя, хлопче, навить сильно молодое. Нехай хоть усы вырастут, а потом уж с дивчинами-то хороводься.
– Да нет же! – снова заорал Охрим.
– Так не встречался? – снова переспросил полковник. – Я ж и говорю – рано ему еще!
– Встречался! – теперь уже Охрим орал так, что полковник невольно дернулся, опасливо огляделся по сторонам и замахал на Охрима толстыми лапищами:
– Я не дурноватый, я, може, в цей крепости единый разумный и есть! – изнемогая, выпалил Охрим. – С лазутчицей Острожских он встречался, которую мы еще летом по крепости ловили! Тут она, никуда не делась, курва! А под стеной – лаз! – Он ткнул саблей в сторону зияющей под камнями дыры, точно норовя проткнуть ее насквозь. – То они стену подорвать хотят! На телеге у хлопца порох! Глядите, пан! – и Охрим со всей дури рубанул по верхнему бочонку.
Лопнула держащая бочонок веревка, перепуганные волы замычали и дернулись, бочонок грохнулся в глубокий снег… и крышка его соскочила. Смешиваясь с серебром лунного света из него потекла… струйка серебра. Монеты и крестики, цепочки и перстеньки, и снова монеты, с едва слышным шелестом они сыпались в снег, точно рыбья чешуя вокруг стряпающей уху кухарки.
Глава 17
Сторож для клада
– Это не порох, – тупо глядя на сверкающее серебро, пробормотал Охрим. Губы у него едва шевелились, словно схваченные морозом. – Это ж… наша добыча! – прошептал он. И поднял потрясенные глаза на полковника. – Да как же, пан?
Полковник, словно извиняясь, развел руками. Охрим поглядел на полковника, на серебро в снегу, на крепостицу без часового…
– То ж… вы, пан! – выдохнул он. – То вы нашу добычу…
– Чего сразу я? – даже обиделся полковник. – У нас пан гетман головный! – И полковничья сабля хищной щукой вынырнула из ножен и метнулась к Охримовой груди.
Казак шарахнулся назад – полковничья сабля вспорола толстый кожух. Но Охрим уже крутанулся, уходя из-под удара. Сабли столкнулись. В ночи запела сталь. Казак вертелся волчком, подскакивал, плясал вокруг полковника, заходя то слева, то справа. Толстый полковник почти не двигался с места, лишь изредка переступая на полусогнутых ногах, а сабля порхала вокруг него, следуя легким движениям кисти – могучее чрево подрагивало каждый раз, как сабли со звоном скрещивались. Снег уже не хрустел – стонал под ногами сражающихся.
Охрим кинулся вперед, но сабля полковника взметнулась ему навстречу – полковник отшвырнул противника. Ноги Охрима разъехались, он едва не зарылся носом в снег – выправился, по-кошачьи стелясь над самой землей, попытался ударить противника в ноги. Толстый полковник взрыл снег носком сапога, ледяное крошево запорошило Охриму глаза, он не увидел, а лишь почувствовал приближающийся клинок, вслепую отмахнулся саблей.
– Ах ты ж падлюка! – рукавом отер лицо. – Жирнобрюхий! Каплунов всех сожрал – золота захотел, разом со своим гетманом! Предатели проклятые! – И Охрим ринулся в яростную атаку.
Удар! Еще удар! Не осталось ни умения, ни воинского мастерства, только сила и ярость. Сабля Охрима вздымалась и падала, точно топор дровосека. Полковник пытался огрызаться, но его защита была смята вихрем ударов. Из взмывающей над схваткой снежной пыли вынырнула перекошенная физиономия Охрима, сталь блеснула перед глазами полковника, толстяк пошатнулся и рухнул на спину, едва удержав в руке саблю. Охрим по-медвежьи вздыбился над ним, сабля косой молнией сверкнула над головой… Отчаянным усилием толстяк успел вскинуть клинок навстречу…
Гибкая темная фигура метнулась казаку в ноги, обхватила за сапоги и со всей силы рванула… Сабля скользнула вкось, Охрим взмахнул руками, как крыльями, пытаясь удержаться, и… рухнул прямо на полковника. Полковничий клинок вошел ему в грудь. На краткий миг Охрим завис над противником – лицо к лицу. Полковник толкнул клинок вперед и вверх – и кончик лезвия вышел из спины убитого. Изо рта Охрима плеснула кровь… и он обвис, в последний миг словно обнимая своего убийцу.
Некоторое время они так и лежали – вместе. Потом полковник коротко рыкнул – и свалил с себя тело. Опираясь на саблю, поднялся на колени. Замер, со свистом втягивая воздух. Дрожащей рукой сгреб горсть снега и прижал к лицу.
– Ничего… – отирая залитые чужой кровью щеки, прохрипел он. – Есть еще сила… Не ослабела рука… Живой еще полковник. – Он поднял голову – мокрые от пота волосы липли ко лбу, на щеках и шее оставались кровавые разводы. Нашел взглядом скорчившегося в снегу хлопца. – А ты, Дмитро, молодец. Помог. – Взмахом толстых, изукрашенных массивными перстнями пальцев подозвал мальчишку к себе. Тот метнулся к полковнику, подставил плечо… Толстяк навалился на худющего мальчишку так, что у того подогнулись колени, медленно, устало поднялся, постоял, пошатываясь. Повернул голову:
– Так с какой дивчиной ты встречался? – тонущие в пухлых щеках глазки подозрительно сощурились – словно стрелы глянули сквозь узкую крепостную бойницу.
– Да какая там дивчина – то ж сеструха моя! – мелко переступая под навалившейся на него тяжестью, залепетал Дмитро. – Та самая, что я отыскать просил! Мы как сюда, в Острополь, приехали, так я ее и нашел – кабы не пан полковник, так и не узнал бы никогда, что живая она, спасибо великое пану!
– Мне за шо? – недоуменно пробормотал полковник. Потом приосанился: – То-то… А як же, ежели б не я… Куда сейчас идешь, ты сестрице своей сказал? – в начальственном басе полковника прорезались вкрадчивые нотки, а его взгляд остановился на рассыпанном серебре.
– Да ни боже ж мой, пан! – истово замотал головой Дмитро. – А что до этого… – он тоже покосился на рассыпанное серебро. – Так пусть пан не беспокоится, мне и дела нет, что там. Мое дело приказы исполнять.
– И больше тебе ничего не надобно? – в голосе полковника мелькнуло презрение.
– Только служить пану полковнику, – твердо ответил Дмитро. – А с того мне в жизни счастье и выйдет.
– Ну так служи, – полковник оттолкнул хлопца и, тяжело, по-медвежьи переваливаясь, побрел к телеге. Рывком сорвал с верха бочоночек и поволок к подъемнику.
– Осторожнее, пан! – Дмитро метнулся наперерез. – Может, все ж покличем кого в помощь?
– Я тебе покличу! – пропыхтел полковник. – Сами… справимся. Торопиться надо. В замке посланник Острожских. А сам пан гетман Косинский теж вот-вот будет. Письмецо он прислал, перстнем запечатанное: отпускает его Острожский, ну а не отпустит, гетман наш и сам уйдет! Прибудет, спросит с меня, а ничего до сей поры не слажено! Так что шевелись, хлопче!
Дмитро покорно подхватил бочонок с другой стороны. Негромко позвякивая драгоценным содержимым, тот лег в ловко прилаженную сетку, Дмитро вцепился в противовес, потянул, подъемник закряхтел как от усилия, его опоры упруго изогнулись, и бочонок, нырнув в черную дыру, исчез во тьме. Дмитро дернул, сетка сама соскользнула с ноши – слышно было, как бочонок гулко бухнул о дно провала и покатился по уклону. Дмитро вытянул сетку обратно. Следующий бочоночек лег в нее, как младенец в люльку. И следующий, и еще один…
