Тут господин Натаниэль счел возможным чуточку приоткрыть карты. С пониманием посмотрев на нее, он спросил, не хотела ли бы она добиться правосудия, чтобы негодяи получили по заслугам, и добавил:
— Нет более глупой поговорки, чем та, которая утверждает, что мертвые молчат. Помочь мертвецам вновь обрести язык — одно из главных назначений Закона.
Мистрис Айви встревожилась.
— А кто вы такой, сэр, скажите, будьте добры? — спросила она смущенно.
— Племянник одного фермера, у которого когда-то батрачил некто Рой Карп, — поторопился он с ответом.
И она с пониманием улыбнулась.
— Ну, кто бы мог подумать! — пробормотала мистрис Айви. — А как, интересно, звали вашего дядю? В наших краях я знала всех фермеров и их семьи.
В честных карих глазах господина Натаниэля вспыхнул огонек.
— Наверно, я несколько перемудрил! — рассмеялся он. — Понимаете, я долго работал в городском магистрате, а там невольно привыкаешь устраивать клиентам ловушки. Закон — коварная вещь. У меня нет дяди на западе, и я никогда не был знаком с Роем Карпом. Однако я всегда интересовался преступлениями и с интересом читал материалы старых процессов. Поэтому, когда вы сказали, что прежде носили фамилию Тарабар, я немедленно вспомнил всегда озадачивавшее меня дело и подумал, что имя Роя Карпа развяжет вам язык. Мне всегда казалось, что за этим процессом кроется нечто большее, чем видно невооруженным глазом.
— В самом деле? — уклончиво спросила мистрис Айви. — Видно, вас очень интересуют чужие дела.
И она с подозрением посмотрела на него.
Тут господин Натаниэль сел на своего конька.
— Вот что я скажу вам, мистрис Айви, не сомневаюсь, что вашему отцу было приятно видеть отличную пшеницу, даже если она выросла на чужом поле, а ваш муж любил отличные корабли и все такое…
Тут ему пришлось прервать свои объяснения и выслушать — притом с большим терпением и вниманием — воспоминания о вкусах и привычках покойного капитана.
— Как я уже говорил, — продолжил он, когда мистрис Айви на мгновение умолкла, чтобы вздохнуть, улыбнуться и вытереть глаза уголком фартука, — поле с налитыми колосьями золотой пшеницы радовало сердце вашего отца, а ведомый к причалу умелой рукой корабль веселил вашего мужа, такие же чувства вызывает во мне правосудие, обнаружившее виновного. Я, холостяк, сумел скопить некоторые средства и ничего не радует меня больше, чем возможность потратить их на восстановление справедливости, чем возможность отомстить за такого отличного человека, как ваш покойный отец. У нас, старых холостяков, как вам известно, есть свои излюбленные делишки. Они не производят столько шума, сколько полный дом ребятни, однако требуют порой не меньших расходов.
Усмехнувшись, господин Натаниэль потер руки.
Происходящее доставляло ему огромное удовольствие, он словно бы превратился в придуманного им проницательного, честного и несколько кровожадного детектива. В глазах господина Натаниэля зажигался фанатический огонек, когда он поминал Правосудие, этого тигра; он уже представлял себе тот уютный домик в Луде, в котором якобы живет, — маленький садик с веселыми цветами, крошечную лужайку и шпалеры плодовых деревьев, уходу за которыми он посвящает свой досуг. И своего пса, и канарейку, и старушку домоправительницу. И как сегодня, возвратившись домой, отужинает сосисками и картофельным пюре, завершив трапезу жареным сыром. И как, закончив трапезу, извлечет свое собрание зловещих сокровищ и за бокалом негуса будет любовно перебирать мотки виселичной веревки, запятнанную кровью перчатку убитой гулящей девки, кусочек янтаря, служивший талисманом предводителю мерзкой банды, наслаждаясь крадущейся поступью своего домашнего тигра — Закона. Да, такая незаметная и тихая жизнь полна увлечений, как и его дом цветами. Какими же уютными кажутся халат и тапки Другого человека!
— Ну, если вы хотите сказать, — проговорила мистрис Айви, — что намерены помогать Закону наказывать злых людей, что ж, я охотно поддержала бы вас в этом деле. Но все же, — она вновь бросила на него подозрительный взгляд, — почему вы решили, что отец мой умер не своей смертью?
— Мне это подсказывает интуиция. А она редко меня подводит! Я чувствую кровь. Разве в деле не было сказано, что труп кровоточил?
Дернув головой, она возмущенно воскликнула:
— Вам ли, городскому и, судя по всему, образованному человеку, верить в эти вульгарные россказни! Надо же знать селян, они все перелагают на старинный мотив. В таверне в самой Лебедяни говорили про две капельки крови, а к тому времени, когда история эта добралась до Лунтравы, эти капли превратились в целый галлон. Я проходила мимо тела отца вместе с остальными и не скажу, что заметила сколько-нибудь крови… конечно, тогда глаза мои опухли от слез. И все же именно эта причина заставила Месоглина оставить страну.
— В самом деле? — воскликнул господин Натаниэль.
— Да. Моя мачеха никогда не допускала непочтительного обращения с собой. У меня не было причин любить ее, но должна признать, что она держалась как королева, а он был чужаком, к тому же несколько простоватым, и деревенские ребятишки — да и все прочие — не давали ему прохода, выпрыгивали из-за заборов и преследовали по улице с криками: «А почему кровоточил труп фермера Тарабара?» — и так далее. Словом, он не мог больше переносить подобного обращения и однажды ночью улизнул из дома. Я и не думала, что увижу его еще раз. Но я встретила его на улице, в городе, причем не так уж давно, хотя он не заметил меня.
Сердце господина Натаниэля учащенно забилось.
— А как он сейчас выглядит? — спросил господин Натаниэль, затаив дыхание.
— О! Почти совсем не изменился. Недаром говорят, что ничто не сохраняет молодость так, как чистая совесть! — Она сухо усмехнулась. — Впрочем, он никогда не был особенно хорош собой — коренастый, упитанный, веснушчатый, с дерзкими, полными любопытства глазами!
Не сдерживаясь, господин Натаниэль хриплым от волнения голосом воскликнул:
— Значит, это… вы имеете в виду здешнего доктора, Эндимиона Лера?
Мистрис Айви многозначительно кивнула.
— Да, теперь он называет себя этим именем.
И вокруг него столько разговоров, что если послушать некоторых, не будь в городе такого врача, ни один ребенок не сумел бы правильно появиться на свет, а ни один старик подобающим образом умереть.
— Да-да. Но вы уверены, что он и есть Кристофер Месоглин? Готовы ли вы поклясться в этом на суде? — нетерпеливо воскликнул господин Натаниэль.
Мистрис Айви явно удивилась.
— Зачем это мне клясться? — с сомнением в голосе проговорила она. — Должна сказать, что всегда терпеть не могла крепких выражений в женских устах, и мой бедный Пепперкорн тоже, хотя и был моряком.
— Да нет же, — возразил господин Натаниэль, — я, должно быть, оговорился. Я хотел сказать, присягнуть в этом перед судом.
