Какое-то безумие.
— Нехорошо сказать ему, что у него будет ребенок?!
— Нехорошо по отношению к каждому из нас, включая и ребенка.
Да что с ним такое? Неужели он совсем ничего не понимает?
— Ричард, я не собиралась забеременеть, это вышло случайно.
— Да? А что ты собиралась сделать?
От неожиданного холодка в его голосе у Нины сжалось сердце.
— Мы оба вольны в своих поступках, — напомнила она. — Таков был уговор с самого начала. Если тебе или мне встретится человек, который нам понравится или которого мы полюбим…
— Я говорил тебе, — перебил он очень спокойно, — что не могу заниматься с тобой любовью. Я никогда не говорил, что не могу любить тебя.
— Не об этом и речь!.. — Он ведь знает, что разговор о другом.
Ричард провел рукой по волосам.
— Какой прок в том, что ты скажешь ему? Ты говоришь, он австралиец?
— Да.
— Он вернется в Австралию. Какая ему польза от того, что он будет знать, что в Англии у него остался ребенок?
— Он имеет право знать. — Пальцы Нины машинально нащупали браслет. — И потом, он, может, и не поедет в Австралию: до войны он хотел работать журналистом в Лондоне. — До этой минуты Нина едва осмеливалась подумать о такой возможности.
Ричард помолчал, потом спросил:
— Что ты сказала ему обо мне?
— Ничего. Просто сказала, что мы понимаем друг друга.
— И какой вывод он для себя сделал?
— Я не знаю. — Нина облокотилась на стол. — Ричард, мир станет другим. Война все переменит, и уже существует столько всяких идей о том, как можно устроить жизнь. Мэгги дала мне книгу одной русской анархистки, которая живет в Америке, Эммы Гоулдман. Ты должен ее прочитать. То, что она пишет, это то, что творится на наших глазах. Взять хотя бы Россию…
Ричард вдруг хлопнул по столу обеими ладонями — так, что Нина даже подскочила от неожиданности, — и встал.
— Мэгги со своими глупостями! Мы не в России. Мы не анархисты. Мы — в Англии, и неужели ты и вправду думаешь, что Англия или Европа изменятся к лучшему после этой проклятой войны? Что она решит все проблемы и сделает мир свободнее, счастливее, добрее? Так вот, можешь быть уверена: ничего такого не произойдет. — Его глаза лихорадочно блуждали по комнате. — В чем дело, Нина? У тебя будет ребенок. Ты любима. Чего тебе еще?
Неужели он и вправду этого не знает? Нина посмотрела на него.
— Страсти, — тихо ответила она, — секса. Ты хочешь, чтобы я так и жила без этого всю жизнь?
— Я думал, ребенок даст тебе все… — пробормотал Ричард, избегая встречаться с ней глазами.
В душе у Нины всколыхнулся гнев: несправедливо так унижать ее!
— Мне нужно то же, что и тебе.
— И теперь ты собираешься получить все сполна? Продолжая связь с мужчиной, который готов мириться с нашим «взаимопониманием»? Разве настоящий джентльмен согласился бы на это?
Теперь уже и Нина встала и, плотно запахнув на груди халат, в упор смотрела на Ричарда.
— А молоденький солдат, с которым я столкнулась здесь однажды утром, тоже был джентльменом? — Резкие слова срывались с языка сами собой. — Впрочем, он вел себя настолько по-джентльменски, что даже сделал мне комплимент — сказал, что у моего мужа большой член!
Лицо Ричарда мертвецки побледнело.
— Ричард, я… — Она не должна была говорить этого, нужно взять свои слова обратно.
Но он остановил ее жестом.
— У тебя есть полное право сердиться. Я не должен был приводить его сюда, а он не имел права так с тобой разговаривать. Я не знал об этом. Что ж, — он сощурился, — сегодня у нас вечер сюрпризов, не правда ли? Думаю, на сегодня высказано достаточно. Утро вечера мудренее.
Нина стояла неподвижно как изваяние. Ей не следовало говорить всего этого, и все-таки он должен знать, что она не может жить наполовину.
На пороге Ричард обернулся.
— Ты молода, Нина, порой я забываю, какая ты еще юная. К тому же я, возможно, забыл о том, сколько времени требуется, чтобы научиться не смешивать секс и любовь. Поверь, многие супружеские пары имеют только первое, а у многих нет ни того ни другого. Мне жаль, что кое в чем я разочаровал тебя, но я все еще считаю, что нам — или, по крайней мере, мне — очень повезло в браке. — Он опустил глаза. — Я передумал писать прямо сейчас матери и Анне, лучше оставлю письма до завтра.
Через несколько минут Нина услышала, как за ним закрылась входная дверь.
Рано утром на следующий день Нину вырвало в нижней уборной, и ей вспомнилось гадкое выражение на лице того парня-солдата. «Далеко не самый лучший из всех, с кем я трахался».
Когда желудок отпустило, она открыла кран и, набирая горстью воду, стала полоскать рот. Она надеялась, что Ричард не услышит: не хотелось будить его. Затем она заставила себя надеть жакет и шляпу и тихо прошла по холлу. Сверху не доносилось ни звука.
На улице она снова почувствовала усталость и недомогание, да и на душе кошки скребли. За спиной послышался частый топот, и мимо нее пробежал мальчик-коридорный, ударяя палкой по деревянному обручу. «Одна жена у трубочиста ушла и вышла за артиста. К другой чувств нежных не питал — в трубу печную запихал…»
Перейдя через дорогу, Нина пошла по приморскому бульвару. На горизонте ее лениво нагонял какой-то корабль, и она сбавила шаг, чтобы понаблюдать за ним. Что, если Гарри не захочет больше знать ее, когда она расскажет ему о ребенке? Но она должна сказать ему, не мог же Ричард не понять этого. А если все же он не смог понять?.. Перед глазами у Нины встали футляры с мамиными драгоценностями, но она заставила себя не думать о них — до этого не дойдет. Корабль постепенно растаял вдали, она отвернулась от моря и направилась обратно в город. Еще только семь часов, но пока она доберется до булочной, там уже будет очередь.
Ей удалось купить не только хлеба, но еще и маленький торт. «Он, правда, без глазури, — предупредила продавщица, — из-за подводных лодок по всей стране пропала ваниль». Пока Нина, стоя на пороге, возилась с ключами, при мысли о торте к горлу опять подступила тошнота.
— Миссис Трулав?
Обернувшись, Нина увидела полисмена; стоя перед крыльцом, он пристально смотрел на нее.
— Да.
Он замялся, бросив быстрый взгляд на прислугу, которая несколькими дверями дальше драила латунный почтовый ящик, с любопытством посматривая в их сторону.
— Дело личное, мэм.
Дрожащими пальцами Нина вынула ключ из замочной скважины.
Он прошел за ней в холл.
— Ваш муж — капитан Трулав?
— Да.
Полисмен окинул ее очень странным взглядом.
