Я заставила себя улыбнуться, сделала усилие, чтобы выглядеть веселой и нормальной:
— Я чувствую некоторую слабость. Да и все выглядят не лучше. Бедный Ники был совсем болен.
Он улыбнулся мне:
— А ты?
— Я держалась. Но я не представляла себе, что может быть такая буря, особенно в летнее время. Вообще-то считается, что море бывает бурным зимой.
— Когда дует ветер «мелтеми» — дует долго и настойчиво, — море может быть бурным в любое время. — Он ласково переменил разговор: — Ты думала обо мне? Мне так тебя не хватало!
Я прекрасно знала, что Пол и Йоргос идут за мной, поэтому не могла сразу ответить. Я чувствовала себя виноватой. Как редко я вспоминала о Майке в эти две недели! Казалось, я прожила целую жизнь и почти забыла о нем.
Лицо Майка омрачилось.
— Ладно. Я сам все вижу. Ты так прекрасно проводила время в обществе миллионеров, что обо мне даже и не вспоминала!
— Майк, все было вовсе не так! — начала я.
Он насмешливо улыбнулся и сказал:
— Я шучу, дорогая. Рад, что тебе было хорошо. Теперь я должен отвезти домой тетю Марию, но вернусь к Василису завтра к вечеру. Оставь для меня свободное время вечером, хорошо?
Я кивнула:
— Да, но… Майк…
— Да?
Было так просто сказать ему все сразу. Но я промолчала.
— Нет, ничего.
Он сжал мои пальцы, прежде чем отвернуться:
— Увидимся, дорогая.
Петрос ждал возле «мерседеса». Леда и Василис уже сидели в машине. Пол подошел ко мне, когда я направлялась к автомобилю, и взял меня за локоть:
— Я надеюсь, ты отправила Майка подальше? Ты принадлежишь теперь мне, дорогая.
Я взглянула на него. Он выглядел усталым, подбородок небрит, но сердце мое, казалось, перевернулось под его взглядом: таким теплым и глубоким он был.
— Ты боялась во время этого шторма? — продолжал он. — Нам досталось довольно здорово, но самое худшее позади. — Пол взглянул на затянутое облаками небо. — К тому времени, как буря достигнет Меленуса, мы все будем уже в безопасности — на вилле.
Я не могла ему ответить. В голове билось только одно: что я ему скажу? Как смогу сдержать обещание, данное Леде?
Я не видела Пола до ужина, когда он, приняв ванну, побрившись и явно посвежев, вошел в салон. Василис в этот момент наливал Леде бокал перед ужином. Он налил коктейль и мне, и господину Панаидису. Господин Панаидис расплылся в улыбке при виде нас:
— Мы беспокоились о вашей безопасности. Миссис Буас, Петрос, Ангелос, Дидо, Сирена, Стратос — все по очереди приходили ко мне и спрашивали, есть ли какие-нибудь новости об «Океанисе». Потом сегодня утром приехал господин Хардинг, чтобы сказать, что он установил связь с яхтой через передатчик на аэродроме, и для всех нас это было большим облегчением. — Он поднял свой бокал, уставившись сквозь стекла очков на Леду и на меня. — За ваше благополучное возвращение!
— Спасибо! — Я вскочила: в этот момент резкий порыв ветра ударил по закрытым окнам. Вилла, казалось, закачалась под этим гневным натиском.
Василис повернулся и взглянул на меня:
— Не пугайся. Шторм будет так бушевать два, может, три дня, а затем затихнет так же быстро, как начался. После него все будет как прежде.
Хотелось бы верить, что все будет по-прежнему, но я знала, что это не так. Я знала, что к концу этих нескольких дней, когда ветер «мелтеми» стихнет и мы сможем покинуть убежище, многое изменится.
Я посмотрела вокруг, думая о том, что мы участвуем в некоей игре. Четверо, если считать господина Панаидиса, участников, которые охвачены рядом перекрестных токов и желаний. Шесть действующих лиц, если считать Ники и еще одного, несомненно, самого главного игрока — Василиса.
Шесть персонажей, подумала я, и среди них Василис — сильный, могущественный, расставляющий нас, как пешки, в своей игре. Пол, темноволосый, подвижный, которого любим мы обе — Леда и я. А кого любит он? Я думала, что меня, мое тело и кровь утверждали, что это так. Но Леда считала иначе. Леда, великолепно одетая и невозмутимая, прекрасная в своей бледности, неизменно встречающая мой взгляд глубоко посаженными глазами и молча потягивающая свой напиток.
После ужина все вернулись в салон, чтобы выпить кофе. Время от времени странные порывы ветра, казалось, проносились по большой комнате, которая была полна движущихся теней. Горели только масляные лампы, потому что генератор, который снабжал виллу электричеством и обеспечивал работу лифта, идущего к берегу моря, вышел из строя из-за шторма. Через разделявшее нас пространство темные глаза Пола все чаще встречались с моими, я ощущала его беспокойство, острое желание увести меня куда-нибудь, где мы могли бы быть наедине.
Казалось, он уже готов был осуществить это свое желание, когда в комнату тихо вошла Дидо и сказала, предварительно извинившись перед Василисом:
— Я пришла сказать, мадам, что господин Никос волнуется из-за шторма и зовет вас.
Василис сердито нахмурился, когда я проходила мимо его кресла.
— Не уходи надолго, — произнес он. — Мальчик успокоится, если ты поведешь себя твердо и не будешь ему без надобности потворствовать.
Я не ответила ему и поторопилась подняться наверх, где нашла Ники, скорчившегося на постели, с испуганным и заплаканным лицом.
— Какой-то человек стучит в окно. Он пытается войти! — жалобно заявил он.
Я обняла его и прижала к себе:
— Дорогой, это ветер. Там никого нет. Разве ты боишься ветра? Вспомни, как ветер поднимал твоего змея!
Он прижался головой к моему плечу:
— Он злой. Ветер злой. Он хочет сдуть дом.
— Он не может сделать этого, малыш. Здесь немного шумно, потому что мы разговариваем наверху.
— Я слышу, как шумит море — оно делает «ррршшш». Останься со мной, мамочка. Не уходи!
— Я не уйду, — пообещала я. — Рассказать тебе что-нибудь? Тогда ты не будешь слышать ветер.
Он кивнул, поудобнее устраиваясь в моих объятиях.
— Историю о дельфине.
Я сделала над собой усилие и вспомнила историю о легендарном существе, живущем в море, которое было другом рыбаков. Кое-что сочинила, а что-то вставила из того, что читала или слышала. Постепенно глаза Ники стали слипаться, и он расслабился. Когда я положила его назад в постель, он не стал сопротивляться, а только вздохнул и произнес сонно:
— Продолжай, мамочка, продолжай!
Рассказывая ему эту историю, я представила ветер как корону дельфина, который несет ее над волнами, поддерживая, на чудесный остров. Я подумала, что образ доброго ветра успокоит Ники. Наконец он погрузился в сон, и, высвободив свою руку из его ручки и приглушив свет возле постели, я потихоньку выскользнула из комнаты.
