Досмотр на таможне ведут трое полицейских, здоровенных мужиков, малявка, продолжает он. Они всегда готовы задержать какого-нибудь туриста пожирнее с кучей чемоданов в наклейках. Путешественник боится, что его тоже могут задержать. Но никто ничего не видел; вот ведь чем хорош этот город: тебя могут зарезать на бульваре средь бела дня, и никто ничего не заметит. А между тем десятки мавританцев ждут в порту, в любую минуту готовые запрыгнуть в грузовики, которые сами ни есть, ни пить не просят, но экспортируют голод и жажду по всей Европе, но мы уже сказали, что здесь никто ничего не хочет видеть, и путешественник вступает в город, где никто его не видит и не задает никаких вопросов, хотя глядят на него во все глаза и готовы засыпать ответами.
Путешественник идет своей дорогой, а Луисардо предпринимает исторический экскурс и рассказывает мне, что основателем Танжера был наш старый знакомый. Речь идет о Геркулесе, малявка. И сделал он это из любви к одной женщине по имени Тингера. Ради нее Геркулес воссоединил воды, лежащие по разные стороны Пролива, и из-за нее же погиб Антей, малявка, развратник, который официально считался мужем красавицы и услаждал ее до появления Геркулеса, рассказывает Луисардо. По его версии, к Геркулесу, успевшему оскотоложествовать стадо Гериона, стал цепляться Антей, приревновавший его к своей супруге. Сын Посейдона и Геи, а также фанат мадридского «Атлетико», Антей был ростом под сто футов — немало и для тех времен. Бороться ему нужды не было, он просто давил врагов весом своего тела. Битва между ним и Геркулесом, по словам Луисардо, который, похоже, был рядом и видел все собственными глазами, оказалась одной из самых кровавых в истории человечества. Похоже, Антей был все-таки сыном Геи, Земли, поэтому мать никогда не допустила бы, чтобы он погиб на ней. И вот это-то и придавало ему силу. Но Геркулес был хитер и ловок и, обхватив Антея, поднял его в воздух. И прежде чем упасть на землю, прежде чем мать придала ему новых сил для битвы, Геркулес сломал ему хребет в своих могучих объятиях. Только косточки захрустели, да кишки наружу полезли. И красавица Тингера, свидетельница и единственная зрительница кровавого убийства, приняла Геркулеса с ляжками влажными от вожделения. В самый разгар медового месяца микенский царь вновь затребовал к себе Геркулеса для другого порученьица, состоявшего в том, чтобы украсть золотые яблоки из сада Гесперид, неподалеку от нынешнего мыса Эспартель, малявка, и Луисардо указывает мне на другой берег, где в черных облаках плывет затерянный и призрачный маяк.
У путешественника было свое мнение насчет новой работенки Геркулеса. Он подозревал, что микенский царь просил украсть для него отнюдь не яблоки. Путешественник стоял на своем и отчаянно спорил со всеми, кто осмеливался отрицать, что то были совсем не яблоки, а апельсины. Танжерские апельсины — лучшего качества, чем китайские, малявка. И Луисардо продолжает рассказывать о том, как путешественник, хромая, бредет по улицам, считая себя в безопасности, думая, что труп со шрамом сейчас мирно колышется среди колючей морской растительности, а трансвестишку задержала полиция. Но ничуть не бывало, малявка, пока путешественник думает, что он в безопасности, охотники идут по следу, и они близко.
Луисардо рассказал мне, как удалось спастись типу со шрамом. В конце концов его спутник, трансвестишка, перетерпев боль, швырнул ему спасательный круг из тех, что валяются по всему порту. Путешественник, которому все это неведомо, хромая, бредет по улочкам, которых не знает, но которые боготворит, прожив на них столько жизней, ведь кровь романических персонажей ядовитей, чем сама память, малявка. И путешественнику кажется, что он видит на этих улицах Хуаниту Нарбони, исступленно мучающуюся болью существования, Теннесси Уильямса в поисках звезд и баров, Пола Боулза и даже себя самого с засунутой в карман рукой, сжимающей драгоценное и волшебное сокровище. Улицы эти точь-в-точь такие же, как наши, пахучие и узкие, коричного цвета и бичуемые точно таким же ветром, который вызывает у человека греховный зуд, говорит Луисардо с такой уверенностью, как будто каждый день самолично разгуливает по ним. На стенах соперничают друг с другом мошеннические вывески, и зазывно кричащие торговцы продают свой обрезанный товар тому, кто даст лучшую цену, — музыка любви и торговли, которая оглушает путешественника на каждом углу. Часть жителей ходит босиком, остальные — в бабушах с загнутыми вверх носами. Все они под легким кайфом, надышавшись клея в пластиковых пакетах. Они похожи на скорпионов, малявка. Тело каждого из них снабжено жалом, всегда готовым ко греху. И они предлагают свои услуги путешественнику. Влажные стены в моче, воздух понурился от дождя, но сколько же в нем истомы запретных благоуханий. Путешественник идет дальше не останавливаясь. Временами в нос ему ударяет запах лука и жасмина, манной крупы, мяты и резкий аромат свежего сыра, завернутого в пальмовые листья. Пахнет селитрой и свежезажаренным барашком. И ментолом. И опасностью, малявка.
Ветер несет ему навстречу лотерейные билеты, курительную бумагу и старые газеты, некоторые перелетели с другого берега и путаются под ногами у путешественника. Если бы он остановился почитать их, то узнал бы, что Рикина уже мертва. Но путешественник не останавливается почитать газеты, какое там, и продолжает идти вперед по открывающимся его взору пестрым подмосткам, которые словно только что сошли с какой-то старой картины. Кажется, что течение времени не коснулось этого уголка карты. До путешественника долетают долгие гудки пароходов в порту, который с каждой минутой становится все дальше. Слышны также звон колокольчиков и бубенцов, взрывы смеха и дробь военных барабанов, блеяние любви и бубнов. Но над всем этим плывет предостерегающая мелодия черного пианино, больно отдающаяся у него в ушах. Тогда он оборачивается и видит их.
Милагрос пришла на пристань босая. Она опрометью выбежала из дома, как только те ушли, сказала она Луисардо, едва успев причесаться и спуститься по лестнице. Еще она сказала, что видела, как они садились в машину марки «рено» с мадридским номером, выпущенную еще при царе Горохе. Тяжело дыша, она спустилась по Тополиной аллее, перепрыгнула через лежащее на земле тело торговца Библиями и, не обращая внимания на личность раненого, бросилась к пристани. Услышав первые выстрелы, она почувствовала, как что-то внутри у нее оборвалось.
Когда она увидела тело путешественника, то закричала так, что содрогнулся весь город со своими двумя церквями и единственным кинотеатром, тем самым, куда в один прекрасный день пришел знатный свинарь Хуан Луис Муньос — посмотреть фильм с Шерон Стоун. Но не будем отвлекаться и вернемся к Милагрос, у которой слезы смыли родинку и черными струйками отчаяния стекали по щекам. Луисардо подошел утешить ее. Ветер с востока донес до меня обрывки разговора.
— Давай, ступай домой, дурочка.
И вот жандармы накрывают труп вытертым от соприкосновения с другими телами одеялом, из-под которого театрально высовывается бледная рука со вздутыми синими венами. Если правду говорят, что характер человека можно прочесть по его рукам, то характер путешественника был своеобычный. Великодушный и временами крутой, возможно из-за смертельной битвы с самолюбием, которую он вел, сам не помнит как давно.
— Не стой здесь, дурочка, не нужны мне эти представления, — сказал Луисардо Милагрос, ласково гладя ее по волосам и пряча ее лицо в медальонах сусального золота, которыми увешана его грудь.
