В конце концов я все-таки ее остановил. Просто подумал о Треворе, застегнул ширинку и сказал: «Я тебе позвоню». Пошел к метро. И всю дорогу до дома обзывал себя слабаком и размазней.
Примерно неделю или две я боролся с собственной совестью. Я действительно хотел Джен, а она до сих пор встречалась с моим другом. Меня не отпускал образ ее прекрасного личика. Я мечтал о ней. И однажды утром проснулся с мыслью, что должен положить этому конец, сейчас же.
Мы назначили свидание на квартире одного приятеля. Разумеется, по секрету. Поэтому сначала встретились в баре, поцеловались и тогда уже отправились в наше предполагаемое любовное гнездышко. Однако там было слишком убого и грязно, поэтому мы поехали к ней. Мог ли я предать своего друга? Разве я способен на такое? В общем, мы легли в постель… и я не смог. Джен была так красива без одежды, но меня терзало чувство вины. Мы просто покувыркались, а с утра она смерила меня тяжелым разочарованным взглядом, когда я так рассчитывал на ее поддержку. Снова я дал маху. Меня мучили сильнейшие угрызения совести, хотя ничего дурного я не сделал.
На этом бы все и закончилось, но Джен, по-видимому, все еще меня любила, а я потихоньку влюблялся в нее. Шесть недель спустя она позвонила и сказала, что очень хочет меня увидеть. Мы вместе пошли на какую-то вечеринку… и снова ничего не вышло. По крайней мере, я поцеловал ее грудь — две белые лилии в японском саду.
Эти провальные встречи не давали нам ни малейшего шанса на роман. Мы сделали еще одну попытку, но нас точно парализовало. Джен поплакала и сказала, что все равно меня любит. Потом долго не звонила. А через год, когда я почти забыл о ней, раздался звонок — точно гром среди ясного неба. Джен с Тревором давно расстались, я занимался своими делами (то есть пил как сапожник и прожигал жизнь на бесконечных вечеринках), как вдруг запел мой мобильный.
— Я встретила другого, — сказала Джен.
— Хорошо, — ответил я и тут же вспомнил наш поцелуй в баре. Сердце екнуло у меня в груди.
— Но… — Ее голос звучал издалека и одновременно казался таким близким, волнующим. — Но… я все еще тебя люблю.
В моей голове ревели машины, проносившиеся мимо. О, непрестанное движение Любви…
— Ну… Я…
Не знал я, что ответить. И до сих пор жутко ее хотел. Она была так красива… Но у нас ничего не вышло. Поэтому вместо «Приезжай» я пробормотал:
— Удачи тебе, Джен.
В трубке стояло молчание. Не знаю, плакала ли она. Мне-то очень хотелось заплакать. И я положил трубку. С тех пор я ничего о ней не слышал.
Так с какой стати я это сделал? Не знаю. Разве я до сих пор чувствовал за собой вину?
Навряд ли. Ведь Тревор мне отомстил, сам того не сознавая.
Примерно через полгода после нашего с Джен фиаско, когда они окончательно расстались, в баре я познакомился со студенткой из Швеции. Она была очень милая, и за ней приударила чуть ли не вся наша братия, включая Тревора. Но в тот вечер именно мне досталась честь водить ее по барам и клубам. И именно я повел ее к себе.
Когда мы пришли, Тревор уже спал у себя в комнате. Шведка спросила, кто там живет. Я сказал, что это тот парень, которого она видела в баре пару часов назад, остряк с темными волосами. «А!..» — просияла она. Я тогда не обратил на это внимания.
Час спустя мы были у меня в спальне. Шведка разделась, я тоже. Но она почему-то наотрез отказалась от секса, разрешив мне только гладить ее и целовать грудь. Честно говоря, нам обоим это быстро наскучило. Я хлопнулся на кровать, и она сказала, что хочет в туалет.
С этим моя новая подруга выскочила из комнаты, а я начал засыпать. Надолго же она там застряла! Потом я проснулся от того, что шведка забиралась в постель. Прошло больше часа.
— Давно не виделись, — пробормотал я, ни о чем не догадываясь.
Она промолчала. Но вроде бы немного приободрилась, поэтому я решился на последнюю попытку — и снова она меня не пустила. Зато против орального секса не возражала. Шведка показалась мне слишком влажной… на удивление влажной. Рано утром, проснувшись, она посмотрела на меня странным, почти шокированным взглядом, быстренько оделась и выбежала за дверь.
Потом проснулся Тревор. Он ввалился на кухню, увидел, что я делаю тосты, и сказал:
— Прикинь, ночью такое было!
Я уставился на него.
— Сплю я, значит, и тут в комнату заходит эта куколка из бара. И ложится ко мне в кровать! Ну не странно?
Я только спросил:
— А ты что?
— Спрашиваешь! — фыркнул он. — Трахнул ее, конечно! Только я все в толк не возьму, как она попала к нам домой?
Я перевел дыхание. Вспомнил оральный секс со шведкой и ее внезапное возбуждение…
Кивнул как ни в чем не бывало и сказал:
— А, спала на диване в гостиной. Напилась вчера в хлам.
С этими словами я отправился в ванную и почистил зубы. Хорошенько почистил.
Вот такие дела. Тревор, если ты читаешь эту книгу, то знай: твоя подружка сделала мне минет посреди улицы, а я ублажил девчонку сразу после того, как ты с ней переспал. Мы квиты, приятель.
Впрочем, хоть мы и квиты, на сердце у меня все равно неспокойно. Лицо Джен отпечаталось в моем мозгу ярче, чем лица всех остальных женщин, с которыми я спал и которых любил. А ведь с Джен я даже не спал. Почему же она обладает такой пугающей властью, а другие — нет?
Здесь мне на помощь приходит Томас Гарди. В который раз.
Когда Томас Гарди видел на улице красивую девушку, он мог целый день просто следить за ней, прячась в черной, как сажа, тени лондонских деревьев: смотреть, как она садится в трамвай или заходит в магазины. Сегодня это было бы незаконно, и великий писатель загремел бы в тюрьму. Но любой современный мужчина уловит знакомые горестные нотки в его словах. Однажды Гарди увидел в автобусе необычайно красивую женщину, о которой написал: «У нее было прелестное лицо. Таких красавиц обычно видишь на улице, но никогда — среди своих знакомых… Откуда эти женщины? Кто берет их в жены? Кто знаком с ними лично?» Что, узнаете? Я — да. Однако эти строчки не только правдивы, они заставляют нас хорошенько призадуматься. Гарди был настоящим знатоком неуловимых женщин. Ему нравилось — судя по его собственным словам — терзаться мечтами о неприступных красавицах. Когда он был женат в первый раз, то постоянно ухлестывал за другими, молоденькими; но когда его первая жена умерла, Гарди женился на одной из тех молоденьких и всю оставшуюся жизнь провел в безутешной скорби по благоверной, теперь уже навеки упокоившейся в дорсетской могиле.
Это наталкивает меня на любопытную мысль: именно недоступная женская красота сводит с ума мужчин. Только недоступное по-настоящему прекрасно — чем девушка неуловимей, тем сильней она задевает чувства. Вот почему Джен кажется мне самой привлекательной из всех моих подруг — просто у нас не было секса.
