Лайза, дремавшая на ее подушке, негодующе замяукала, недовольная тем, что ее потревожили. Прости, девочка, прошептала Конни, почесав кошку под мордочкой. Она услышала поскребыванье в дверь и стала ждать. Барт лапой толкнул дверь, протиснулся в щель и, быстро пробежав по ковру, запрыгнул к ней в постель. Она приподняла одеяло, освобождая для него место. Кот устроился рядышком. Лайза перепрыгнула с подушки на туалетный столик. Конни услышала, как ее питомица лакает воду из стакана. Барт свернулся клубочком и заурчал.
Она пыталась думать о школьных занятиях, о фильме, что посмотрела в кинотеатре. Актер, игравший в нем, напоминал ей отца. Может, именно так выглядел бы ее отец, если б не умер, если б дожил до пятидесяти лет, растолстел, возможно, отрастил бороду. Увы, Гектор не шел из головы. Барт зарылся глубже под одеяло. Она чувствовала, как он урчит, дышит, ощущала тепло его тельца у своего живота. Телевизор в гостиной работал едва слышно. Она закрыла глаза и предалась фантазиям.
Она в доме «Большого брата». Это первая серия нового сезона, дом заселен участниками реалити-шоу, полюбившимися ей по предыдущим сериям. Она сидит на одном краю дивана, Гектор — на другом. Она выглядит старше и стройнее. Гектору всего двадцать пять. Большой брат говорит, объясняет правила поведения в доме. Другие участники взволнованы, возбужденно галдят, перебивают, вопят. Они с Гектором молчат, постоянно поглядывают друг на друга. Камеры ловят их взгляды, и все понимают, что происходит. Гектор подмигивает, она краснеет. Кот урчит. Она заснула.
— Джордан устраивает вечеринку. Вас приглашает.
— Когда?
— В субботу вечером. Пойдете?
В среду на последнем уроке им полагалось заниматься в библиотеке, но, как обычно, вместе с Тиной и Дженной она вместо библиотеки отправилась в бар «Джус» на Хай-стрит. Конни отхлебнула из бокала арбузный напиток с имбирем и глянула в окно. Погода была отвратительная, стоял один из тех мельбурнских деньков, что напоминали ей о свирепости лондонского климата. Утром она надела юбку, и целый день ветер кусал ее ноги. Она поежилась.
— Эй, я спрашиваю: пойдешь? — Голос у Дженны был негодующий. Она сердито хмурилась, глядя на Конни.
Конни извинилась и включилась в разговор:
— Может быть.
— Хорошо. А ты?
Тина лениво кивнула.
Черт. Конни вспомнила, что она только что пообещала Ричи сходить с ним в субботу в кино.
— А Рича он пригласил?
— Откуда я знаю? Я к нему в секретари не нанималась.
Кони с Тиной, вскинув брови, удивленно переглянулись.
Тина откинулась на спинку стула:
— Эй, подружка, остынь. Тебе просто задали вопрос.
К их ужасу, Дженна разразилась слезами. Тина, пристыженная, обвела взглядом кафе, потом обняла подругу. Конни играла с соломинкой. Всхлипы Дженны постепенно стихли, она шмыгнула носом, взяла со стола салфетку и высморкалась.
— Простите, — прошептала она. — Я такая дура.
Она тяжело вздохнула, и Конни показалось, что Дженна вот-вот опять расплачется. Она схватила подругу за руку, стиснула ее ладонь.
— Что случилось?
— Вчера вечером я занималась сексом с Джорданом.
Тина закатила глаза и убрала руку с плеч подруги:
— Ну и чего ты плачешь? Ты ведь давно хотела с ним переспать.
— Это был секс из жалости. — Дженна высыпала содержимое пакетика с сахаром на стол и стала пропускать крупицы через пальцы. Тина в замешательстве посмотрела на Конни. Та пожала плечами:
— Как это?
Секс из жалости — это когда нормальный парень дает тебе пососать или сношает тебя в задницу из жалости, зная, что ты любишь его. Так однажды, она слышала, сказал ее отец. Или, может, ей приснилось, что он так сказал? Или она считает, что он мог бы так сказать?
Дженна, продолжая играть с сахаром, не ответила Тине.
— Дженна, что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— У тебя есть сигарета?
Тина мотнула головой.
— Блин, я хочу курить. Сколько у нас денег?
Девочки проверили свои карманы. После того, как они расплатятся за соки, у них останется на троих пять долларов тридцать центов.
Дженна встала, перекинула школьную сумку через плечо:
— Пойду стырю где-нибудь.
Они оплатили счет и последовали за подругой по торговому центру. Дженна прямым ходом направилась в табачную лавку, но продавщица, увидев, что на них школьная форма, одними губами произнесла: «Вон, вон».
— Сука.
Конни подумывала о том, чтобы расстаться с подругами. Когда Дженна была в плохом настроении, как сейчас, ей было плевать, что она навлекает неприятности и на себя, и на своих подруг. Дженна почти бегом кинулась к супермаркету. Когда Конни с Тиной нагнали ее, она стояла, перегнувшись через прилавок табачного отдела, в котором не было продавца. Девушка, сидевшая за ближайшей кассой, не замечала ее, так как обслуживала покупательницу, пожилую гречанку, которая внезапно подняла голову и неодобрительно покачала головой, увидев, чем занимается Дженна. Старая карга показала на табачный отдел, и кассирша повернулась. Конни оттащила подругу от прилавка.
— Если б в вашем тухлом магазине было достаточно персонала, — крикнула кассирше Дженна, — мне не пришлось бы заниматься самообслуживанием. — Она показала язык пожилой гречанке и грязно выругалась на школьном греческом. Яя недовольно поджала губы. Зубов у нее не было, и потому ее рот напоминал сморщенную сливу. Через стеклянные двери торгового центра Конни увидела направлявшегося к ним Линина. Тот был еще в школьной форме. Походка у него была неуклюжая, и растрепанные черные кудри на его голове подпрыгивали в такт его размашистому шагу. Стеклянные двери открылись, он вошел в торговый центр, и Конни окликнула его.
— Чего вам?
Дженна резко повернулась и сердито посмотрела на него:
— Сигареты есть?
— Нет, я не курю. От курения можно заболеть раком и стать импотентом.
— Пошел ты.
Линин перевел взгляд с Дженны на Конни:
— Что с ней?
— Можешь достать?
Линин нервно глянул на молодую кассиршу и медленно кивнул.
— Моя смена через пятнадцать минут, — шепнул он. — Тогда и приходите.
Настроение у Дженны мгновенно поднялось. Она привстала на цыпочках и поцеловала его. Ему пришлось наклониться, чтобы она дотянулась до его щеки. Конни восхищалась его чистой белой кожей. Такой светлой кожи, молочной белизны, она прежде ни у кого не видела. Они смотрели, как Линин неторопливо идет между полками к подсобному помещению, находившемуся в глубине магазина. Его высокая, худая фигура дергалась в такт ритму, звучавшему только в его голове.
