Так он и сказал своему другу, служившему в королевском дворце за ничтожную плату. Но тот, некто Жан Лагариг, счел это неубедительным доводом.
— Брось ты это, — посоветовал он приятелю. — Поверь мне, лучше быть на стороне короля. И Папа, и король Испании тоже против этих еретиков. Ты что, готов умереть за несколько жалких экю?
— Я вообще не собираюсь умирать, даже за целую кучу золота. Жизнь слишком ценный дар, чтобы ее отдавать кому бы то ни было. Я только недолго послужу у них, сколочу небольшое состояние и уйду в отставку. Эти деньги позволят мне долгое время спокойно жить и помогать матери. Но если ты не хочешь идти со мной, позволь выразить надежду, что мы не столкнемся на поле битвы. Какая жалость, если мне придется снести тебе голову.
Оба посмеялись над шуткой. Но молодого офицера удерживали в королевском дворце не деньги, а собственные убеждения и верность королю. Поэтому слова друга его оскорбили. Он осуждал своего приятеля не за то, что тот примкнул к противоположному лагерю из-за денег, а за то, что это лагерь отступников. Говорил же священник в прошлое воскресенье: только католическая вера истинная. А все, кто принимает протестантство, — еретики и должны быть наказаны по заслугам. Скоро настанет день страшного суда для всех, кто осмелился не повиноваться Святому отцу. Так что молодой офицер Жан Лагариг ничего не ответил. Он не видел смысла затевать богословскую ссору с тем, кого считал своим другом. Но хорошо запомнил его слова: «Какая жалость, если мне придется снести тебе голову». Жан не собирался этого допускать. Скорее уж он сам кое-кому ее снесет. И не ради жалких монет.
Оказавшись в безопасности в комнате Франсуа, Тинелла снова пригорюнилась, вспомнив, что ослушалась королеву.
Как же она позволила себе настолько увлечься этим юношей? Девушка осмотрелась. Ночная тьма подчеркивала убогую обстановку комнаты. Тинелле не удалось подавить в себе разочарование при виде такой бедности. Она едва сдержала слезы. Конечно, она не думала, что Франсуа живет во дворце, но такого не ожидала. Определенно, у этого парня нет ничего, кроме красивой внешности. Не сказать, чтобы Тинелла сама была богатой невестой, но, насколько она помнила, даже в раннем детстве ей не доводилось встречать подобной нищеты. Пусть она и простая служанка, зато ей повезло в каком-то смысле разделять судьбу своей госпожи. Пусть и служанкой, но она жила в самых красивых дворцах мира. С отроческого возраста она привыкла видеть вокруг сытых и хорошо одетых людей. Перед ее глазами сверкали и переливались редчайшие драгоценности. А об этой простой жизни она почти ничего не знала. Приемные родители напрочь стерлись из ее памяти, но, кто бы они ни были, жили они в достатке. Благодаря заботам королевы они ни в чем не нуждались.
Тинелле казалось, что ее мир перевернулся с ног на голову. Ей хотелось со всех ног бежать из этой нищей каморки, из этого нищего дома, из этого нищего квартала, чтобы как можно скорее укрыться в своем маленьком уютном мирке в Лувре, как будто все происшедшее было просто кошмарным сном. Она раскаивалась в том, что была недостаточно настойчива там, у ворот дворца. Надо было плакать, умолять, кричать. В конце концов кто-нибудь из знакомых пришел бы ей на помощь. А теперь она одна, в этом ужасном жилище, растерянная и безутешная. Тинелла сглотнула слезы. Они принесли бы ей облегчение, но она боялась обидеть Франсуа. Он может догадаться, что плачет она не от отчаяния и злости, не оттого, что ее не пустили в Лувр, а из-за того, что находится в этой отвратительной жалкой каморке.
Словно уловив ее тревогу, Франсуа привлек девушку к себе и принялся целовать. Постепенно Тинелла почувствовала себя лучше. Она нуждалась в утешении, и поцелуи Франсуа стали для нее сладостным бальзамом. Вскоре она устыдилась своего малодушия. И позволила Франсуа целовать и ласкать себя, не оказывая сопротивления, даже когда он начал раздевать ее. Хорошо, что он не зажег единственную свечу в комнате. Она ведь никогда еще не раздевалась перед мужчиной!
Тинелла отдалась на его милость. Когда она была полностью раздета, Франсуа взял ее на руки, осторожно уложил на кровать и опустился сверху, продолжая целовать и одновременно неторопливо раздеваясь. Сбросил камзол, потом рубашку. Тинелла внимательно следила за каждым его движением. Раздевшись до конца, он прижал ее к себе. Жар его мускулистого тела, казалось, проникал через ее кожу. Тела их слились, и Тинелла, сперва робко, а затем все увереннее, начала отвечать на ласки и поцелуи, осторожно скользя ладонями по его груди и могучим плечам, прижимаясь к нему с неожиданной силой. Потом он поймал ее руки и крепко сжал их вокруг своей шеи. Чувствуя, как он проникает в самую глубину ее тела, Тинелла сначала испытала легкую боль. Но когда Франсуа стал медленно и размеренно двигаться, девушку захлестнули волны удовольствия, заставляя ее терять остатки целомудренного стыда. Она более не владела собой, все поглотило растущее неистовство наслаждения, которым Франсуа управлял с удивительным искусством. Иногда он замирал, чтобы тут же продолжить вновь. Сначала потихоньку, потом все сильнее, старясь проникнуть в нее как можно глубже, отмеряя ей удовольствие по своему желанию. Тинелле хотелось, чтобы это длилось вечно. Она принадлежала ему душой и телом. Ее сомнения испарились как по волшебству, она забыла об убогой обстановке вокруг. Целиком отдавшись наслаждению, она кусала его шею и плечи, изо всех сил сжимая в объятиях сильное тело юноши. Наконец-то она поняла, что значит любовь.
Франсуа оказался необыкновенным любовником. Когда он наконец замер в последних содроганиях, она чуть не лишилась чувств. Они лежали рядом, в полном изнеможении, расслабленные и счастливые. Тинелла положила голову на влажное от пота плечо любовника, вдыхая его запах. Его пробивающаяся щетина царапала ей лоб, но она не замечала этого. Так хорошо ей еще никогда не было. Тинелле вдруг вспомнились дворцовые служанки, с сияющими глазами рассказывавшие о своих кавалерах. Она всегда слушала их свысока. И только теперь поняла. Каким лицемерием с ее стороны было осуждать их, считать легкомысленными и доступными. Она вела себя как сварливая старая дева. Но сегодня ночью она стала женщиной.
Почти сразу же Тинелла крепко заснула. День был перенасыщен впечатлениями. Только сегодня утром она случайно встретила Франсуа в лавке еврейского торговца. Кто бы мог подумать, что уже этой ночью они станут любовниками?
Проснувшись через несколько часов блаженного глубокого сна, девушка обнаружила, что лежит в постели одна. Франсуа исчез. Как долго она спала? Неизвестно. Часов у нее не было. За окном потихоньку светало. Первые лучи солнца пробивались в комнату сквозь щели в ставнях. Тинелла не помнила, чтобы они были закрыты. Наверное, это сделал Франсуа, когда встал. Она огляделась, все еще плохо соображая со сна, и заметила, что его одежды тоже нет. Значит, Франсуа оделся и вышел. Может быть, просто пошел на кухню попить или что-нибудь съесть. Тинелла немного подождала, но он не возвращался. Тогда она начала одеваться. А жаль. Если бы Франсуа сейчас вернулся, она бы охотно вновь предалась головокружительным играм минувшей ночи. Тинелла не могла сообразить, что ей делать. А если вместо Франсуа в комнату войдет хозяйка? Что ей сказать?
