— В смысле, как они действовали?
— Ну, как ты себя потом чувствовал?
— Хорошо чувствовал. Они потому что боролись с инфекцией. И с воспалением.— Далек говорит: — Я вообще-то не очень помню.
— Нет, я спрашивал о другом. — Я облизываю своего «Мистера Длинного». Это такое мороженое, очень длинное. Оно поэтому и называется «Мистер Длинный». Я долго думаю, подбирая слова, ну, чтобы он меня понял. — Ты когда-нибудь принимал такие лекарства, после которых становится... ну, не так, как обычно, а так, знаешь... странно?
Далек сосредоточенно хмурится. Облизывает свое эскимо «Убойные Мурашки».
— А, ты имеешь в виду побочные действия?
Я качаю головой. Он меня не понимает.
Звездочка говорит:
— А что ты ешь? — Ее нет тут, рядом. Ее голос доносится из-за двери. Она в туалете. Ее оранжевая одежда лежит перед дверью, как корки, очищенные с апельсинов, которые она не ест. Оранжевая шляпка, оранжевое платье, оранжевые носки. Значит, Звездочка все сняла. Она теперь вся раздетая и уже не красуется. Она кричит из-за двери: — Что ты там лижешь? Ствол. Ты же там никого не облизываешь?! Я слышу, что ты что-то лижешь.
Я кричу через дверь:
— Я никого не лижу. Я ем мороженое.
— Какое?
— «Мистера Длинного».
Далек кричит:
— А я «Убойных Мурашек».
— А почему у меня нет мороженого? Это неправильно. — Слышно, что Звездочка сердится. У нее потому что сердитый голос. В общем-то это, конечно, несправедливо, что у нее нет мороженого. Но мир вообще устроен несправедливо. — Ствол, почему у меня нет мороженого?
— У тебя зато месячные.
— Я не хочу месячных. — Звездочка кричит через дверь: — Я хочу мороженого.
— Ага. — Я кричу через дверь: — Извини, Звездочка, но мы не взяли тебе мороженого. — Я смеюсь, только тихо. Чтобы Звездочка не услышала из-за двери. Далек тоже смеется. И тоже — тихо. — Мы бы его просто не донесли. Далек упал с лестницы. Он — инвалид.
Звездочка кричит через дверь:
— Тогда ты меня угости своим.
— Не могу, — говорю. — Там почти ничего не осталось.
— Ты же сказал, у тебя «Мистер Длинный», а это очень большое мороженое. Там должно еще много остаться.
— Тогда выходи. — Я хочу, чтобы она вышла. Звездочка молчит, не говорит ничего. А потом кричит
через дверь:
— Нет, не выйду.
— Почему?
— Потому что вы будете надо мной смеяться. Ну, что у меня месячные.
Я смеюсь. Далек тоже смеется. У нас есть мороженое.
— Звездочка. — Далек кричит через дверь: — Боюсь, тебе скоро придется выйти. Мой папа уже целый час не ходил в туалет, чтобы опорожнить кишечник.
— Я выйду, когда они кончатся.
Далек кричит:
— А когда они кончатся?
Я качаю головой. Смотрю на Далека. Облизываю свое мороженое, которое длинное-длинное.
— У нее можешь не спрашивать, — говорю. — Она же не ученый, откуда ей знать?
Звездочка кричит через дверь:
— Нет, я ученый. — Она слышала, что я сказал. — Очень даже ученый.
Я качаю головой. Мой галстук-бабочка, который синий, тоже качается. Я говорю:
— Она врет. Никакой она не ученый. Она даже в школу и то не ходила.
— Я ходила в школу. — Звездочка кричит через дверь: — А ты, Ствол, заткнись.
В комнату входит Коробок. У него мокрые ноги, мокрые и черные. Штанины аккуратно закатаны до колен. Они тоже черные, штанины. Коробок говорит:
— Она все еще там, в туалете?
Я объясняю:
— У нее месячные.
Звездочка кричит:
— Нет у меня никаких месячных.
— С ней каждый месяц такое.
Звездочка кричит из-за двери:
— И вовсе не каждый.
— Ага. — Коробок поправляет свой галстук-бабочку, который черный. — Там у нее нет полотенца? — Коробок кричит через дверь. — Звездочка, у тебя есть полотенце?
Мы все ждем. Коробок приложил ухо к двери, которая дверь в туалет. Я тоже приложил ухо к двери. Далек лижет свое эскимо, ждет, что ответит Звездочка. Мы все молчим, не говорим ничего.
— Звездочка. — Коробок кричит через дверь: — Я спросил, у тебя есть полотенце?
Все молчат, ждут.
А потом Звездочка говорит. Кричит через дверь:
— Да, есть полотенце.
— Ну так засунь его в трусики и выходи.
— Ага. — Звездочка кричит через дверь: — Я сама знаю, что делать. Я уже не ребенок.
— Тогда уже делай, что надо делать, и выходи. Папе нужно в уборную. А то он сейчас не удержится.
Папа Коробка говорит:
— Коробок, может, не будем оповещать всех и каждого о моих внутренних проблемах?
Папа Коробка уже не в саду, он вошел в дом. Он в футболке и брюках. Брюки закатаны до колен. У него мокрые ноги. Такие большие и черные. И он смешно ходит. Как будто какает на ходу.
— Что она там застряла? Она здесь не одна, между прочим. Пусть выходит немедленно. Делайте что хотите, но пусть она выйдет немедленно. Я так и думал, что этим все кончится. И что мне прикажете делать? Бежать в сад и садиться под кустиком? И вытирать задницу фиговым листком? В общем, делайте что хотите, но она должна выйти оттуда немедленно.
Коробок качает головой. А потом.
Дверь открывается.
И Звездочка выходит. Вернее, не выходит. Стоит в дверях.
Стоит и смотрит на нас на всех. А мы все смотрим на нее. Я, Далек, папа Коробка и сам Коробок. У меня есть мороженое. «Мистер Длинный». У Далека тоже было мороженое, «Убойные Мурашки». Но теперь его нет, оно кончилось. Звездочка стоит в дверях. Ее джинсы спущены до колен, как у мальчишек, которые по вечерам курят за магазином и показывают друг другу своих безобразников. Ее джинсы спущены до колен, а в трусиках — что-то большое и толстое. Она засунула в трусики полотенце. Только это не то полотенце, которое нужно. Это то полотенце, которым вытирают голову, когда она мокрая. Звездочка все перепутала. Взяла не то полотенце.
— В первый раз вижу таких идиотов. — Папа Коробка качает головой и говорит: — Ладно, девушка, посторонитесь, а то точно случится непоправимое. — Папа Коробка влетает в туалет, оттолкнув Звездочку, чтобы она не мешала ему пройти, и захлопывает за собой дверь. Слышно, как он там садится на унитаз и делает свои дела. Мы уходим. Нам ни к чему это слушать. Коробок говорит, чтобы мы шли в гостиную. И мы идем в гостиную.
— Ствол, прекрати смеяться. — Звездочка сердится. У нее очень сердитый голос. Она говорит: — Скажи ему, Коробок, чтобы он прекратил смеяться. Он смеется над моими месячными.
