Пока я переводил дух и возвращал себе утерянный человеческий облик, на поляну прискакала моя верная дружина. Зрелище, открывшееся их взорам, было впечатляющим. Предприимчивый Марк насчитал полдесятка угробленных зверем апокалипсиса гоблинов и укоризненно покачал головой. Впрочем, оживший при виде знакомых лиц Бернар примирил его с действительностью.
— Они на меня напали, не дав меч обнажить, — пожаловался нам незадачливый шевалье. — А потом появился этот — лохматый и ужасный.
— Вот этот? — кивнул Крафт на подвешенного гоблина и зачем-то ткнул в него прибором. Прибор на соприкосновение с гоблином никак не отреагировал, зато шевалье де Перрон отрицательно замотал головой.
— Он имеет в виду Чарноту, — пояснила Анастасия, оказывая посильную помощь пострадавшему от зубов и когтей гоблинов менестрелю. Ведьма, вероятно, знала какие-то лечебные заговоры, во всяком случае, де Перрон очень скоро обрел божеский вид.
— Почему эта штука опять не работает?! — возмутился Крафт. — Ведь должна же она отреагировать на гоблинов!
— А это гоблин? — спросил Марк, разглядывая пленника, который стоически переносил свое не слишком удобное положение.
Поскольку среди нас не было ни антропологов, ни этнографов, вопрос Ключевского повис в воздухе.
— Меня совсем другое интересует, — недовольно произнес Крафт. — Откуда в благословенной Апландии взялись эти гориллоподобные существа. Это же черт знает что!
— Так, может, мы не в Апландии, — предположил я, — а в какой-то совершенно иной реальности, где гоблины если не хозяева, то коренные жители. Именно поэтому на них не реагирует прибор. Не забывайте, что мы с вами на острове Буяне, где существуют свои, отличные от наших представления о времени и пространстве.
Крафт с Марком сняли наконец перепуганного гоблина с дуба, и этот волосатый придурок не нашел ничего лучшего, как пасть мне в ноги и назвать царем. Я, повторяю, по природе человек скромный, и этот припадок верноподданнических чувств меня слегка покоробил. Но ради пользы дела пришлось изобразить из себя царствующую особу и потребовать от неразумного холопа объяснений по поводу откровенного разбоя, устроенного на моих землях. Объяснения гоблина, на мой взгляд, выглядели жалко и неубедительно. Его сородичей якобы вытеснили из родных мест какие-то злобные существа, и именно поэтому они, дабы не умереть с голоду, вынуждены нападать на ни в чем не повинных людей.
— А как выглядят эти существа? — уточнил Крафт. — И чем знамениты в окружающем мире?
— Нет в подлунном мире мага более могущественного, чем Гог, — прохрипел в ответ гоблин, — ну разве что за исключением Магога.
Я не стал спрашивать, откуда гоблин так хорошо знает русский язык, по той простой причине, что на острове Буяне им все владеют в совершенстве. И с какой стати гоблину быть исключением. Но меня насторожили эти славные ребята, я имею в виду Гога и Магога. Тем более что я уже где-то слышал эти имена.
— Это библейские персонажи, — напомнил мне Вацлав Карлович.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что Магогом гоблин считает именно меня. Оказывается, я пришел в эти края исключительно для того, чтобы прогнать великого мага Гога и занять его место. Кто бы мог подумать!
— И где обитает этот Гог?
— В святом граде Катадже, там, где поют сладкогласые птицы Сирин и Алконост.
— Да вы поэт, батенька, — усмехнулся Марк. — А Грааля в этом святом Катадже случайно нет?
— Гог знает к нему дорогу, — твердо произнес гоблин.
Это была ценная информация. Во всяком случае, Вацлав Карлович считал, что мы немедленно должны отправится в град Катадж и взять за хобот этого таинственного Гога. Я сомневался. По той простой причине, что брать за хобот Гога предстояло не кому-нибудь, а Магогу, то есть мне.
— А давно этот Гог объявился в ваших краях?
— Давно. В тот год белая лебедь взмахнула крылами и снесла два больших яйца. И был огненный град, и земля дрожала от ужаса у нас под ногами.
— Слушай, а ты с ВОЛОТОМ Имиром случайно не знаком?
— Волот Имир наш отец.
— А что же такой большой папа не защитил своих чад от коварного Гога? — удивился я.
— Волот Имир проиграл Великую Битву. И солнце померкло над нашей землей, и воды обратились вспять. И сказал тогда волот Имир: ждите, чада мои, великого Магога, ибо только он способен одолеть Великого Гога.
— А почему ты решил, что Великий Магог именно я?
— Ты пришел с закатной стороны, могучий царь и доблестный воин, и ужас был на твоем челе.
— Хорошо сказал, — одобрил гоблина Марк. — Особенно про ужас. Великий Магог действительно умеет нагнать страх на врага.
Я счел слова Ключевского преувеличением, но опровергать их не стал. Пусть гоблин считает меня царем Магогом, от его заблуждения мы только выиграем. Этот не обремененный интеллектом тип хорошо знает местность и, если понадобится, выведет нас к граду Катаджу.
Без гоблина мы бы, конечно, очень скоро заблудились в дремучем лесу. Здесь не только дорог не было, но и тропинки с трудом читались на заросшей лесным мохом земле. Если бы гоблину пришла в голову мысль сыграть роль Ивана Сусанина, он без труда мог бы завести нас в непроходимое болото. К счастью, наш проводник был преисполнен глубочайшего почтения к царю Магогу и с честью исполнял взятую на себя роль проводника, безошибочно выбирая направление по одному ему известным приметам. Я ехал за ним следом, морщась от карканья ворон и криков птиц неизвестной породы, которые пришли в невероятное возбуждение по случаю вторжения чужаков в девственные лесные пределы. Следом за мной трусил на своем жеребце Марк Ключевский, вполне довольный жизнью и выпавшим на его долю необыкновенным приключением. Его приятель де Перрон любезничал с Анастасией. Точнее, ведьма соблазняла несчастного шевалье. И можно было не сомневаться, что она в рекордно короткие сроки доведет и без того не шибко умного менестреля до полного умопомрачения. Вацлав Карлович замыкал процессию, чем-то сильно озабоченный. Мы ехали уже часов шесть по меньшей мере, но ничего интересного в этом лесу не обнаружили. Я считал, что это к лучшему, но у Марка Ключевского было другое мнение. Молодой человек, судя по всему, жаждал подвигов, тогда как люди зрелые, вроде меня, мечтали об отдохновении. Путешествие верхом не входит в перечень самых любимых моих занятий.
— Наконец-то! — взорвал вдруг унылую тишину вопль Вацлава Карловича.
Восторг Крафта был вызван тем, что прибор, который он не выпускал из рук, вдруг замигал своим единственным красным глазом. Мне ликование Вацлава Карловича показалось чрезмерным. По опыту знаю, что это невесть кем и когда сотворенное чудо проявляет активность только в присутствии нечисти, имеющей отношение к нашим гениальным предкам атлантам.
— Пропустите меня вперед, — рванулся к неясной цели Крафт, с быстротой молнии переместившись из арьергарда в авангард.
