А вслед за тем вышел Стрешнев из спаленного покоя к слугам. Спросил перо и чернил. С немалым смущением старый слуга ответил:
– Не гневись, боярин Лукьян Степанович, в избе твоей чернил нет.
– Что за беда, – ответил Стрешнев. – Изба – не приказ, чернил-перьев в ней может и не быть. А все же раздобудь, принеси.
Слуга принес и чернил, и перьев. Боярин все взял и сказал:
– А теперь ступай прочь, живи, где прежде жил, и другим слугам то же самое передай.
С тем и ушел в спаленную палату, оставив при себе одного Каллистрата.
Слуги в недоумении покинули дом, не без страха гадая: за что такая немилость? А немилости не было. Не нужны были челядинцы царскому тестю, просто-напросто он даже и не знал, что ему с ними делать.
Лукьян Степанович подошел к столу, раскрыл молитвенник и на обратной стороне обложки начертал: «Лукьян! Помни, кем был!»
Заключительный аккорд
Заканчивая историко-биографический очерк о Филарете, В. Г. Вовина пишет: «В последние месяцы жизни еще недавно всесильный патриарх теряет „бразды правления“. Он уже не заправляет самолично внешними делами и даже вынужден придумывать специальную тайнопись, азбуку „затейного письма“, в отчаянной попытке снестись со своими сторонниками в Швеции. Да и ту его принуждают отдать в Посольский приказ. А Владислав тем временем уже под Смоленском осаждает армию Шеина, для которого этот город стал поистине роковым. Другие воеводы не поспешили на помощь к любимцу патриарха. Да и помощь эту не так легко было собрать. И Филарет не выдержал такого удара судьбы. 1 октября 1633 г. патриарх умер, так и не узнав об окончательном поражении и капитуляции армии Шеина.
Как сообщает Фоккеродт, „царь Михаил от всего сердца наскучил тем игом, под которым находился, и не очень-то горевал, когда закрыл глаза старый патриарх, с досады и огорчения на плохой успех затеянного им предприятия на Смоленск“. И действительно, уже 4 октября Михаилу Салтыкову был послан указ об освобождении из опалы. Вернулись и его брат, и все опальные дьяки, дорвались, наконец, до власти Стрешневы. Взошел на плаху Шеин, обвиненный в измене.
Новый патриарх Иоасаф, выбранный, впрочем, еще самим Филаретом, не желавшим сильного преемника, отличался слабым характером. Распался штат патриарших стольников. И старым временщикам, вновь воцарившимся „на верху“, вероятно, казалось, что навсегда исчез сам дух сурового и властного правителя, ревнителя традиций, „столпа православия“, гонителя всего западного, стоявшего у истоков царской династии Романовых».
С этих пор и до своей кончины Михаил Федорович был полновластным государем. Что же касается его семейной жизни, то следует сказать, что Евдокия Лукьяновна и Михаил Федорович любили друг друга всю жизнь.
Они прожили вместе двадцать лет, имели десять детей – семь дочерей и троих сыновей. Из мальчиков дожил до совершеннолетия только один Алексей – будущий русский царь, а из девочек – трое.
Михаил Федорович и Евдокия Лукьяновна умерли друг за другом – в июле и августе 1645 года. Жена пережила мужа всего на три недели и ушла в иной мир, так и не успев сыграть ни одной свадьбы детей.
Волею судьбы продолжателем рода Романовых стал их сын – Алексей Михайлович. Во время смерти родителей ему шел семнадцатый год.
В. О. Ключевский о Михаиле Федоровиче и его времени
Уважаемые читатели! Оторвемся на время от преимущественно фактологического изложения событий и познакомимся с взглядом на весь общий период Смуты – период очень запутанный и сложный.
О нем было высказано множество интересных соображений, но мы, не имея возможности привести хотя бы малую часть их, остановимся лишь на двух высказываниях В. О. Ключевского. Вот одно из них: «Бедствия Смутного времени соединили последние силы русского общества для восстановления разрушенного государственного порядка. Представительный собор был создан этим вынужденным общественным единодушием и поддерживал его. Народное представительство возникло у нас не для ограничения власти, а чтобы найти и укрепить власть, в этом его отличие от западноевропейского представительства. Но, создав и поддержав власть, собор, естественно, становился до времени ее участником и со временем мог стать в силу привычки постоянным сотрудником. Помешало то, что нужды восстановленного государства при правительственном способе их удовлетворения расстроили вымученное бедой общественное единодушие, заставили разбить общество на обособленные сословия».
И вторая мысль Ключевского: «Когда царь Михаил, сев на разоренное царство, через посредство Земского собора обратился к земле за помощью, он встретил в избравших его земских представителях преданных и покорных подданных, но не нашел в них ни пригодных сотрудников, ни состоятельных плательщиков. Тогда пробудилась мысль о необходимости и средствах подготовки и тех и других, о том, как добываются и дельцы, и деньги там, где того и другого много, тогда московские купцы могут доставить „кормление“, заработок бедным русским людям, научив их своим мастерствам и промыслам.
С тех пор не раз повторялось одно образное явление. Государство запутывалось в нарождавшихся затруднениях, правительство, обыкновенно их не предусматривавшее и не предупреждавшее, начинало искать в обществе идеи и людей, которые выручили бы его, и, не находя ни тех, ни других, скрепя сердце обращалось к Западу…»
