Через несколько дней она вдруг объявила, что мы уезжаем из Шедоуза. Причем немедленно, в тот же день. Мы упаковали вещи и уехали. Младенцы остались в подвале и пролежали там все эти годы.
После отъезда она стала обвинять меня и сестер в чудовищных вещах и прямо-таки ополчилась на Ская. С годами она становилась к нему все безжалостней, потому что он был просто копией отца. Возможно, я и заслужила такое отношение, но другие-то были ни в чем не виноваты. Бедняга Скай.
Из-за всех этих обвинений Спринг немного сдвинулась на сексуальной почве. Мне кажется, они с Брук считали, что это мать убила отца из-за этих младенцев. Брук всегда была физически и умственно слабой. Я жила с чувством постоянной вины. Одному Богу известно, что по этому поводу думал Скай, если он вообще об этом думал. Он ведь тогда был совсем маленьким.
Саммер согласилась пройти анализ ДНК.
— У меня будут брать кровь? — поежилась она. — Я боюсь иголок.
— Нет, все значительно проще, — успокоил ее Берч. — Эксперты из местного полицейского управления просто проведут ватной палочкой у вас за щекой и по деснам и запечатают ее в целлофановый пакет. Это называется «мазок соскоба щеки». Потом мы заберем его в Майами для исследования.
Они договорились, что Саммер даст представителю из местной адвокатской конторы письменные показания о том, как сундук с младенцами очутился в Шедоузе.
— Я совершила преступление? — удрученно спросила она.
— Формально да, — ответил Берч. — Но ничего уголовно наказуемого. Это всего лишь неправомочное обращение с трупами, но вы в то время были несовершеннолетней. Мы просто хотим собрать все показания, на случай если виновный будет найден. Нам ведь до сих пор неизвестно, отчего они умерли.
— Есть еще одна загадка, которую вы поможете нам разгадать, — вступил в разговор Назарио. — Что вы знаете о капитане Клиффорде Нолане.
— Это мой дед. Но он погиб, когда отец был мальчишкой.
— Утонул во время шторма у берегов Кубы?
— Нет, — усмехнулась Саммер. — На другом конце света. Вы не поверите, но он был убит во время гражданской войны в Испании в тридцать седьмом году, в сражении при Яраме, когда они пытались остановить наступление фашистов на Мадрид.
— Охотно верю, — сказал Назарио.
— Моя мать не разрешала даже упоминать его имя. Она считала, что он позорит семью. Только ее родственники могли считаться достойными людьми. Но мы с отцом были очень близки и иногда секретничали. Я была его любимицей. Когда мне исполнилось шестнадцать, он дал мне письма, которые его отец писал с фронта жене, и медаль, которую ей прислали, когда он был убит. Попадись они в руки моей матери, она бы немедленно их уничтожила. Отец был уверен, что я их сохраню.
— И вы сохранили? — спросил Назарио.
Она кивнула.
— Они не имеют большой исторической ценности, он больше пишет о том, как скучает о жене, сыне и своем доме. Дед был уверен, что воюет за правое дело и по такому случаю ему спишутся все старые грехи. Если федеральные власти считают его погибшим, то все обвинения против него спишутся и он со временем сможет вернуться домой. Тогда Майами был забытым Богом местом, и в Вашингтоне о нем редко вспоминали. Возможно, его план и удался бы, но ложное известие о смерти оказалось пророческим.
Назарио рассказан о находке Кики Кортелис.
— Пусть она мне позвонит, — предложила Саммер. — Я расскажу ей все, что знаю.
Когда детективы уже уходили, она спросила:
— Что же мне теперь делать? Эта тайна отравила мне всю жизнь. Столько лет потеряно! Где же вы были раньше? Почему не приходили?
— А почему, черт побери, вы ничего не сказали в ту ночь? — спросил, в свою очередь, Берч.
— Я боялась, что мать меня возненавидит. Но именно так и вышло. Наконец-то я чувствую себя свободной. Такой груз с плеч! Но теперь я хочу знать, кто убил моего отца и за что.
— Мы тоже этого хотим.
По дороге в аэропорт Берч сказал Назарио:
— Посмотрим, что сообщит их братец.
— Никогда не предполагал, что аэропорт Цинциннати находится в Кентукки, — нахмурился Берч, глядя вниз на серые остроконечные крыши, так не похожие на светлую пастель Майами. Вверх по реке тянулась за буксиром огромная баржа.
— Ты только посмотри, какое здесь движение! — толкнул его Назарио.
— Какое?
— Да вообще никакого!
Ничего похожего на забитые машинами шоссе, к которым они привыкли в Майами.
Чтобы доехать до Оксфорда, штат Огайо, им пришлось частично пересечь Индиану и Кентукки с их покатыми холмами, изумрудной травой и маленькими кирпичными домиками с большими ухоженными газонами.
Скай Нолан распрощался с прошлым, найдя убежище в краю фермерских хозяйств с кленами, овцами, коровами, силосными ямами и засеянными кукурузой и соевыми бобами полями.
Взятая напрокат машина взбиралась на крутые холмы и петляла по извилистым дорогам, приводя в изнеможение пассажиров, привыкших к равнинному ландшафту южной Флориды. Временами автомобиль буквально парил в воздухе, пока Берч, потеряв терпение, не приказал Назарио остановиться и отдать ему руль.
Скай Нолан, которому уже перевалило за пятьдесят, встретил их в тесной кофейне, где было полно студентов. Парень за стойкой щеголял майкой с надписью «Когда Флорида была испанской колонией, Майами уже был университетом». Внизу мелкими буквами было добавлено: «Университет Майами. Оксфорд, штат Огайо. Основан в 1809 году».
Красивый и вальяжный Скай улыбкой напоминал отца.
— Вот уж ирония судьбы, — сказал он, пожав руки детективам. — Это студенческий городок. Университет Майами — все, что связывает меня с Флоридой последние сорок лет. — Он извинился, что не пригласил их в дом. — У меня железное правило — никогда не говорить о своей семье и никого не пускать домой. Своего рода оборона.
Скай преподавал в университете и тренировал студенческую футбольную команду. Женился он довольно поздно, и сейчас у него было трое маленьких детей.
— Старшему, Люку, исполнилось девять. Столько же было мне, когда я потерял отца.
— Нужно большое мужество, чтобы отказаться от семейного капитала, — заметил Назарио.
— Это был вопрос жизни и смерти. К тридцати я понял, что смогу выжить, только унеся ноги. И надо было не просто уходить, а бежать сломя голову. Еще десять лет ушло на то, чтобы прийти в себя и начать строить нормальную жизнь.
— Вы что-нибудь помните из детства?
— Моя мать обожала отца, пока он был жив. А потом возненавидела лютой ненавистью. Возможно, потому что осталась одна с детьми, а может, на то были более веские причины. К несчастью, я был на него очень похож. Те же глаза, та же улыбка. Это не сулило мне ничего хорошего.
