День коронации в Москве только усилил эти пессимистичные предчувствия: под весом толпы рухнули подмостки, и около тысячи человек погибли. Это случилось 14 мая 1896 года. Для императора уже закрылись сердца части его подданных, а императрица, старавшаяся как могла отгородиться с ним от всех, оказалась отвергнута большей частью российского дворянства.
ТОБОЛЬСКИЙ МУЖИК
В годы после свадьбы дела у Александры Федоровны так и не наладились. Слишком отсталые у нее взгляды на формы правления, не подходящие для России, — отметала даже мысль о любой реформе, которая привела бы страну к намеку на конституционную монархию. Твердо убежденная, что надо укреплять самодержавие, в штыки воспринимала любую идею ограничить некоторые императорские привилегии. К несчастью, это находило полное понимание у Николая.
Замкнувшись с мужем в узком мирке, Александра Федоровна вызвала враждебность всей императорской семьи, включая даже собственную сестру и ее мужа, великого князя Сергея, в свое время горячих сторонников их брака.
Появление на свет детей еще больше усилило изоляцию от общества узкого кружка, в котором так нравилось вращаться императрице. Вначале родились четыре девочки; их появление на свет всякий раз сопровождалось припадками рыданий и отчаяния: всего лишь дочери, а Александра отчаянно желала родить сына для мужа и всей России.
Но всех девочек, очаровательных, красивых великих княжон — Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию, — мать, несмотря на все пережитые разочарования, горячо любила. И вот 12 августа 1904 года в Петергофе родился мальчик, царевич Алексей, — для отчаявшейся матери все в мире стало неважным, кроме него. Из—за этой чрезмерной любви пригласили ко двору и даже ввели в ближайшее окружение царя, куда имели доступ лишь редкие избранные, одного из самых странных и противоречивых людей в истории человечества.
Все началось однажды вечером 1911 года в Санкт—Петербурге, в огромном дворце, где уже три дня царила особенная тишина — предвестница больших несчастий: уже целых три дня и три ночи императрица на коленях молилась у постели сына.
Ребенок страдал гемофилией и, несмотря на постоянный присмотр нянек, утром упал, бегая в саду. С того момента в колене у него образовалась гематома, она все увеличивалась, колено посинело, и врачи были бессильны остановить внутреннее кровотечение. Все уже считали, что царица скоро сойдет с ума, — ведь маленький Алексей всегда был предметом ее постоянной заботы и огромной любви. Она проводила с ним львиную долю времени, забывая даже о дочерях; не отходила от ребенка, поклялась себе вылечить его вопреки всем и вся…
По причине безнадежности положения запретила говорить об этом, когда обнаружилось, что ребенок болен наследственной болезнью. Российскому народу не следует знать, что от Александры, которую народ и без того недолюбливал, сын унаследовал тяжелую болезнь — она поражает мужчин, но передается женщинами. Самолюбие и материнская гордость делали для нее невыносимой саму мысль — простолюдины жалеют царевича, наследника огромной Российской империи и ее сына!
Вымаливая у неба немыслимое выздоровление, она прибегала ко всем существовавшим в то время эмпирическим средствам, не говоря уже о бесконечных молитвах и различного рода епитимьях, подсказанных ее мистицизмом. Но теперь случился серьезный кризис, и Александра буквально не знала, какому святому молиться.
И тогда на сцене появился этот странный тип; через императрицу он практически правил Россией и ускорил падение уже сильно пошатнувшегося режима.
Вечером третьего дня страданий маленького Алексея в комнату его вошла женщина. То была великая княгиня Анастасия Николаевна, вторая жена великого князя Николая. Одна из дочерей короля Черногории, вышедших замуж в России, она, как и ее сестра Милица, увлекалась оккультизмом и жила окружении группы более или менее странных ясновидцев и предсказателей, свято им верила и, естественно, хорошо платила. Эта вера привлекала к ней, как и к ее сестре, многих любителей общения с потусторонними силами. В тот вечер она приблизилась к кровати светловолосого, голубоглазого мальчика, издававшего непрерывные стоны, с таким радостным выражением лица, что императрица посмотрела на нее возмущенно.
— Как ты можешь улыбаться, когда мое дитя…
Великая княгиня без тени смущений погладила мокрые от пота волосы маленького больного и произнесла:
— Если ты, Александра, встретишься с человеком, которого я привела с собой, твой сын не только оправится от этого несчастного случая, но и совсем выздоровеет.
— Что ты такое говоришь? Кто этот человек и как мне в это поверить?
— О, это совсем простой человек, крестьянин… но он послан нам Богом! Манеры у него, согласна, никоим образом не похожи на придворные, но вот я заговорила с ним об Алексее…
— Рассказала про Алексея… ты посмела это сделать… крестьянину?!
— Мне следовало сказать — когда мы заговорили об Алексее, разговор начал он. Так вот, когда мы об этом заговорили, он приказал мне: «Иди и скажи императрице, чтобы больше не плакала! Я вылечу ее сына, и, когда он станет солдатом, у него будут розовые щеки…»
Александра молитвенно сложила ладони.
— Если бы так!.. О, Анастасия, если б ты и впрямь нашла того, кто способен вылечить моего ребенка… требуй тогда от меня всего, что пожелаешь! На коленях стояла бы перед ним, как перед Божьим человеком. Но кто он такой?
Человека этого звали Григорий Ефимович Распутин. Крестьянин из Тобольской губернии, где у него жена и дети, однажды утром он, «призванный Господом», все бросил и отправился странствовать по дорогам России, посещая в основном монастыри; познакомился со странной религиозной сектой, под названием «Божьи люди», проповедовавшей, что наилучший способ достичь святости и заслужить вечную жизнь — греховодничать.
«Только когда чувства пресыщены, инертны по причине слишком долгого служения, сердце очищается и люди становятся ближе к Богу!» — провозглашали эти необычные верующие, развивая, таким образом, общепринятое учение: Господь больше заботится о заблудших агнцах, чем о послушно пасущихся в стаде.
Вдохновившись учением, так совпадавшим с собственными тайными вожделениями, Распутин полностью посвятил себя служению заинтересованному Богу. Стал он кем—то вроде «старца», которых Достоевский описывал как «помесь бродячего священника, колдуна, защитника от злой силы… и прихлебателя».
— Вся его сила, — заключила великая княгиня, — сосредоточена в поистине незабываемом взгляде и в ладонях, которые он накладывает на больных. Те сразу чувствуют большое облегчение. Хочешь его увидеть? Мне кажется, ты ничем не рискуешь.
— Так он здесь?
— Ждет в прихожей. Но, может быть, стоит предупредить твоего мужа — только царь решает, можно или нельзя подходить к его ребенку.
Ни разу Николаю не приходило в голову, что мнение его может отличаться от мнения Александры, — и Григорий Распутин вскоре появился в комнате больного ребенка.
