пойти вслед за всеми.
— Вот так-то лучше, — заметил ему в спину незнакомец, и Юра услышал, как он еще утешил сектантов: — Ничего, ничего, отцы, идите, в обиду вас не дадим.
С полчаса вся компания молча пробиралась по тропке.
— Куда теперь? — прервал молчание Петя.
— Обратно, — не без юмора разъяснил Венька.
— А куда же пойдут те? — поинтересовался Петя.
— К медведям.
— Без шуток.
— А я без шуток. В той стороне только медведи.
— Разве они здесь водятся?
— Сколько угодно.
— А почему их не боятся?
— Потому что летом медведь не опасен, а такой компании испугается любой зверь.
— Все-таки не понимаю, — не удержался Юра. — Почему мы уступили?
Лида ласково улыбнулась:
— Поймешь, Юрочка, поймешь.
— А кто это?
— Охотник.
— С овчаркой? На кого же он охотится?
— На кого-нибудь да охотится.
— Не надо было нам уходить.
— Надо!
— Нет.
Однако Лида не хотела продолжать спор.
К Юре подошла Таня:
— Она сильно тебя ударила?
Он потрогал голову.
— Обойдется.
— Может, перевязать?
— Потом…
Шли медленно, чувствовалась усталость. Лес к вечеру казался еще страшнее и нелюдимее. Путь преграждали ветви елей, обросшие бледным зеленоватым лишайником. Птицы смолкли. За тусклыми стволами стлались тени. Солнце висело прямо за спиной. Под ногами похрустывала хвоя. Скорей бы привал!
Молчание нарушил Петя:
— Послушай, Юрка, как это ты обругал старика?
Юра хмыкнул:
— Я не ругал.
— Ну, обозвал.
— Сумасшедшее пианино.
— Действительно, — сказала Лида. — Какое бессмысленное выражение.
— Это не мое выражение.
— Все равно бессмыслица!
— Это выражение Ленина. Впрочем, извините, перепутал. Сам не понимаю, как оно у меня вырвалось. Не пианино, а фортепьяно.
— Но как же это понимать — сумасшедшее фортепьяно?
— Очень просто. Я читал зимой Ленина. Есть у него такая книга: «Материализм и эмпириокритицизм». В ней объясняется разница между идеализмом и материализмом…
— Ну?
— Вот Ленин и приводит там выражение французского философа Дидро.
— Расскажи!
— Дойдем сперва до привала.
Они еще засветло добрались до палатки.
Разожгли костер, разулись, поставили на огонь кулеш со свиной тушенкой, расположились у костра.
— Теперь давай, — напомнил Петя. — Обещал…
Последний отрезок пути Юра мучительно ломал голову, напряженно вспоминая прочитанное, ему еще не приходилось выступать с лекциями на философские темы.
— Может, отставим?
— Нет уж, давай, — не согласился Петя. — Наедимся кулеша, разморит, и завалимся спать.
— Вы, конечно, проходили историю партии?
— Конечно, — неуверенно отозвался Венька. — А что?
— Вы, конечно, знаете, что коммунисты и комсомольцы по своим убеждениям материалисты?
— Конечно, — подтвердил Венька.
— Ну, а эти самые… верующие… являются идеалистами.
В самой чаще уральской тайги полыхал костер, потрескивали горящие сучья, взлетали золотистые искры, булькал закипающий кулеш. Вокруг костра расположились две девушки и три парня, и один из них впервые в жизни разъяснял своим товарищам разницу между идеализмом и материализмом.
— Материализм, ребята, считает основой всего природу. Она, так сказать, начало начал, а мысль, мышление, дух возникли уже после того, как появился человек, это, так сказать, производное природы. Сперва жизнь, бытие, а затем уже возникает мышление.
— Конечно, — согласился Венька. — Сперва каша, а потом уже философия.
— Не так просто! Дидро называл идеалистами философов, которые считали, что все в мире существует только в связи с их собственными переживаниями, без меня, мол, и мира не существует.
— Ну и дурни, — сказал Венька. — Какие же это философы, если даже ребенку понятно, что все существует помимо него?
— А ты помолчи, — остановила Лида. — Ты слушай.
Венька обиделся:
— А я что делаю?
— Вот и молчи.
— А сам Дидро считал, что люди — это лишь инструменты, одаренные памятью и способные ощущать и объяснять происходящее. Предположим, говорил он, что фортепьяно обладает способностью помнить и чувствовать. Разве оно не станет повторять мелодии, которые исполнили на его клавишах? Наши чувства и есть не что иное, как клавиши, по которым ударяет природа.
— А что же такое сумасшедшее фортепьяно? — спросила Лида.
— А это когда какое-нибудь чувствующее фортепьяно начинает воображать, будто в нем заключена вся гармония вселенной!
Кулеш кипел, все были голодны, но ребята медлили с ужином, их увлек старинный спор энциклопедиста Дидро с епископом Беркли. Во всяком случае, девушек интересовало, почему Юра назвал Елпидифора сумасшедшим пианино.
— А что сказал Ленин? — еще раз спросила Лида.
— Ленин спрашивал: от вещей мы идем к ощущениям и мыслям или от мыслей и ощущений к вещам? — Юра хорошо помнил это место. — Первой точки зрения держался Энгельс. И вот тех, кто воображает, что он один существует в мире, кто считает себя центром Вселенной, кто, извините, думает, что он пуп земли, — таких людей Ленин называл сумасшедшими фортепьяно!
Таня засмеялась.
— Ты чего? — удивилась Лида.
— Елпидифор — сумасшедшее фортепьяно!
— А ты думаешь, он нормальный? — воскликнул Венька. — Ты сама тоже была не вполне… — Он пальцем повертел у виска.
— Ладно, ладно, — примирительно сказал Петя, — давайте-ка, разумные фортепьяно, поднажмем сейчас на кулеш.
Они перелили кулеш из котелка в миску, и все застучали ложками. Вселенная сияла над ними тысячью звезд. Лес окружал их неразгаданными тайнами. Они многого, многого еще не знали, но то, что мир существует помимо них и вне их, это они знали, как и то, что, пока они существуют в мире, им предстоит непрерывно изменять и совершенствовать этот лучший из всех существующих миров.
Девушка в кустах жимолости
В день отъезда трое москвичей отправились прощаться в лесничество. Лида, Венька, Василий, Перфилов — всем им хотелось пожать руку, поблагодарить, пожелать самого доброго…
Юра с чего начал, тем и кончил — зашел в каморку под лестницей.
Василий обрадовался:
— Ты нужен. С тобой хочет поговорить один человек. Просил разыскать.
— Кто такой?
— Увидишь.
Повел Юру на второй этаж, открыл дверь в чей-то кабинет.
— Заходи.
У окна стоял человек в военной гимнастерке без погон. Юре показалось, что они встречались.
— Здравствуйте!
Ба, охотник! Тот самый, который помешал разговору Юры и его товарищей с сектантами.
Без особого энтузиазма пожал Юра протянутую руку.
— Вы нам чуть всю музыку не испортили, — весело сказал незнакомец. — И зол же я был на вас!
— Не понимаю.
— Для того и пригласил, чтобы объяснить.
Указал на диван, сел рядом:
— Э-эх, вы!
— Что я?
— Кустарь-одиночка.
— Это как понимать?
— Догадываетесь, где я работаю?
— Теперь догадываюсь.
— Лида не сказала?
— Нет.
— Дисциплинированная девушка. Конечно, вы правильно поступили, что искали свою… Кем она вам приходится? Подруга?
— Товарищ.
— Правильно, говорю. Но нам чуть не испортили всю музыку. Мы этими истинно православными христианами давно интересуемся. Знаете, что это за секта?
— Знаю.
— И что же знаете?
— Морочат людям головы. Сбивают с пути неуравновешенных девушек…
— Не только. Тащат людей в прошлое.
