между тем следует бояться старости, ибо у старости нет надежд…
— Ты обо мне? — вскинул голову жрец. — Говорят, ты отравил свою няньку, — не дал он ответить Демокриту. — Говорят, ты изуродовал неумелым лечением лицо поэту Диагору. Говорят, ты хохочешь на могилах, собираешь ядовитые травы и камни и называешь глупцами всех, кто перечит тебе… Иные, жалея тебя, говорят, что ты повредился в уме и поступаешь противу правил не злонамеренно, а по несчастью, постигшему тебя. Говорят, что ты хочешь хитроумным способом разорить богатых абдеритян и сделать их нищими!
Лицо верховного жреца налилось кровью и ноздри старческого дряблого носа задвигались как у лошади, почуявшей приближение кровавой битвы.
— Я не знаю, что лучше, — продолжал он, выпрямившись в кресле, — что для тебя лучше: признаешь ли ты себя сумасшедшим — и тогда тебя ждет тихая и обеспеченная жизнь в храме Асклепия, или же ты подтвердишь злонамеренность всех совершенных тобой поступков и высказываний — и тогда тебя ждет позорное изгнание из Абдер, если не худшее. Когда я говорю о худшем, я имею в виду наказание за то, что ты — суду это предстоит доказать, разумеется, — отвергаешь отечественных богов и замышляешь зло против своих сограждан… Выбирай, — сказал жрец, — либо храм Асклепия, либо изгнание, либо худшее.
— Худшее — это смерть? — спросил Демокрит.
— Да.
— Я предпочту смерть, если будет доказана моя вина.
Демокрит встал.
— Теперь я могу уйти?
— Нет, — ответил жрец. — Садись, — приказал он. — Разговор наш еще не окончен.
Демокрит сел.
— Что же еще? — спросил он.
Жрец потер лицо ладонями, потряс головой, прогоняя усталость, спросил, вздохнув:
— Всегда ли следует говорить истину?
— Всегда, — ответил Демокрит.
— Всегда ли ты следуешь этому принципу?
— Всегда, когда истина может быть услышана.
— Объясни, — потребовал жрец.
— Разумный не высевает зерна на камни, не черпает воду корзиной, не призывает на помощь льва, не прыгает с дерева вниз головой, не открывает сердце врагу. Изреченная истина должна жить. И если это так, ее можно произнести и умереть.
— Ты хочешь сказать, что истина выше закона?
— Общая польза — основа закона. Истина же общеполезна.
— Как ты можешь знать, что является общеполезным?
— Общеполезна истина. Перед нею отступает зло.
— С чем ты сверяешь свою мысль, чтобы убедиться в ее истинности? Не с мнением ли большинства, которое может быть столь же ложно, как и твое собственное мнение?
— Я сверяю мысль с законами природы, — сказал Демокрит. — Природа не обманывает и не заблуждается.
— Теперь следует вернуться к началу этой части разговора, — сказал верховный жрец. — Я понял тебя так: ты не хочешь открывать передо мной своих истинных убеждений, не хочешь говорить правду, так как считаешь, что не для меня добывал истины, а для всех. Но ведь и я принадлежу ко всем.
— Да, — согласился Демокрит.
— Общая польза не может действовать во вред мне?
— Да.
— Что полезно всем, то полезно и мне?
— Возможно.
— Почему же ты скрываешь от меня свои убеждения, но готов открыть их перед всеми остальными абдеритянами?
— Зерна гибнут на камнях, — ответил Демокрит. — В лучшем случае они достаются птицам.
— Так, — поднялся жрец и торжествующе взглянул на Демокрита. — Я узнал то, что хотел узнать. Ты лгал, отвечая на мои вопросы, ты старался скрыть от меня правду, ты говорил не то, что думаешь, и, стало быть, думаешь не то, что говоришь. Когда ты признаёшь на словах существование богов, в душе ты их отрицаешь. Когда ты признаёшь на словах законы Абдер, в душе ты их презираешь. Когда ты называешь истинным одно, в душе ты считаешь истинным совсем другое, противоположное тому, что ты говоришь. Так ли это? — Голос верховного жреца зазвучал на победных тонах. — Да, это так, — ответил он самому себе. — И вот твое истинное лицо: ты отравитель, ты замышляешь зло против абдеритян, ты отрицаешь существование богов, душа твоя развращена ложными знаниями и преисполнена ненависти к людям.
Демокрит вскочил на ноги. Он хотел крикнуть: «Это ложь!», но не крикнул, а громко расхохотался. И хохот его, откатываясь эхом от высоких потолков, разнесся по всему храму. Жрец вскинул руки, словно защищаясь, отступил к окну.
— Ты поймал меня, жрец! — произнес сквозь смех Демокрит. — Ты поймал меня! Ты поймал за хвост зайца! А хвост у зайца маленький, заяц вырвался, в руке остался только пух…
— Можешь идти, — сказал Демокриту жрец, когда тот перестал хохотать. — Я больше не держу тебя.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
— Но я не все сказал. — Демокрит приблизился к жрецу: — Я не могу уйти, не сказав всего. Мне известно, чего ждет Совет: заключения о том, сумасшедший я или нет. Вину мою может установить только суд. Кстати, суд установит мою невиновность, потому что я не отравитель — Клита умерла от старости и болезней; не врачеватель-невежда — поэт Диагор избавлен мною от недуга; не хитроумный разоритель абдеритян — они едят на золоте, а я — на глиняных черепках, да и то не каждый день; не враг отечественных обычаев и богов — боги не гневаются на меня, а абдеритяне не слышат от меня дурных слов, хотя они причинили мне уже много обид, оболгав меня перед верховным жрецом; не безумец, наконец, потому что ни мои мысли, ни мои поступки не противоречат законам природы. Недоброжелательство, зависть, невежество и глупость одних, ложное самолюбие, высокомерие, легкомыслие и лживость других, душевная слепота третьих сделали меня в глазах верховного жреца безумцем и преступником. Истина же заключается в том, что следует доверять не молве, не чувствам, но здравому смыслу.
— Постой, — сказал жрец, когда Демокрит направился к двери.
Демокрит остановился. Жрец приблизился к нему, коснулся пальцами его плеча, спросил усталым голосом:
— Ты много знаешь?
— Да.
— Но ты не все знаешь.
— Да. Кто стремится узнать все, тот рискует остаться невеждой.
— Ты не знаешь, как возник этот мир.
— Он всегда
