кто?
Я поморщился.
– Гутман, не переигрывайте. Весь город знает, кто такой Алмаз. В жизни не поверю, что вы так отстали от жизни.
– Если Алмаз – тот самый бандит, конечно, я слышал о нём. Только не понимаю, где этот бандит, и где я?! – попытался возмутиться Гутман, но у него вышло из рук вон плохо.
– Именно этот вопрос меня сейчас и заботит: где находится Алмаз? – я посмотрел на Гутмана в упор.
Под моим тяжёлым взглядом тот окончательно сник, плечи его безвольно опустились.
– Вы должны меня понять, – скороговоркой выпалил Гутман. – Я – человек семейный. У меня жена, престарелые родители, тётя, дети… Алмаз убьёт всех, если я вам всё расскажу.
– Руки коротки, – сказал я. – Даю слово, Гутман: я сделаю так, что Алмазу даже в голову не взбредёт вам отомстить!
– Но… – он запнулся. – Вы же потом посадите меня в тюрьму.
– Посажу, – кивнул я. – Но сидеть вы будете недолго… Или вообще отделаетесь условным сроком. Но это при условии, что ничего тяжкого не совершали.
Сейчас я был готов обещать Гутману что угодно, даже достать луну с неба. Хотя… вряд ли у несчастного аптекаря за душой убийства и грабежи. Тут скорее что-то другое, какая-то иная связь.
– Алмаз сейчас у моей сестры. Они… в общем, сестра его любит, – вздохнул Гутман. – Пожалуйста, постарайтесь, не причинить ей боли. Она, в сущности, ни в чём не виновата, этот гад просто вскружил ей голову.
Теперь многое стало понятно.
– Адрес вашей сестры! – потребовал я.
Гутман назвал.
– Мне как… самому идти в милицию, или за мной придут? – волнуясь, спросил он в конце разговора.
– Придут, – заверил я.
Милиционеры по моей команде окружили дом, в котором, со слов Гутмана, жила его сестра и где укрывался Алмаз. Я боялся, что бандит может взять женщину в заложницы, поэтому отдал приказ о штурме без всяких переговоров.
Атака пошла сразу со всех сторон: через выломанные двери, проёмы выбитых окон.
Моим парням было далеко до слаженности и выучки СОБРа, но кое-что они умели.
Наверное, по праву начальника я мог постоять в сторонке, понаблюдать, как действуют милиционеры, и кто-то бы даже назвал такое поведение правильным. Но в тот день у меня были личные мотивы, поэтому я оказался в первых рядах идущих на штурм.
Алмаза удалось застать врасплох, вдобавок он был ранен – я оказался прав насчёт переломанных рёбер. Но мы не учли одного – под его подушкой лежал маленький, почти игрушечный револьвер.
И Алмаз пустил его в ход, как только мы оказались в его логове.
Вот только он не стал отстреливаться от нас, а обречённо вздохнул, вставил ствол револьвера в рот и нажал на спуск.
Выстрел разнёс ему череп и окропил кровью и мозгами ковёр, висевший над кроватью главаря банды.
Обхватив голову руками, забилась в истерике молодая красивая женщина – непутёвая сестра аптекаря Гутмана. Она оплакивала своего любовника и билась головой о стенку.
– Вызовите ей врача, – приказал я.
Мы с Леоновым вышли из дома.
– Сумасшедший выдался денёк, – сказал Пантелей, доставая заранее приготовленную самокрутку.
Его взгляд был усталым и довольным.
Я кивнул.
– Да, было весело… Устал как собака, а впереди ещё уйма писанины.
– Говорят, вы от нас уходите, – вдруг сказал Леонов.
– Кто говорит?
– Да все уже. В Москву вас вызвать хотят. Поедете?
– Позовут – поеду, – не стал отрицать очевидного я.
– Жаль, – печально произнёс он. – Мы бы с вами – ух! – Пантелей мечтательно зажмурился. – Таких бы делов на всю губернию наделали! Всю бы нечисть вымели.
Я усмехнулся.
– Ничего. Злодеев везде хватает.
– Что есть, то есть, – согласился Леонов. – Я, когда воевал в гражданскую, думал – всё, быстро под ноготь гадов прижмём, моргнуть не успеют. А сейчас гляжу и понимаю – всё ведь только начинается, Георгий Олегович, да?
– Боюсь, ты прав, Пантелей. Работать нам с тобой и работать.
– Ну, хоть дети наши, может, отдохнут, – с наивной надеждой произнёс Пантелей.
Но я ничего не стал говорить в ответ. Зачем расстраивать хорошего человека?
Сто лет, которые нас разделяли, показали, что ни детям, ни внукам, ни правнукам продыху не будет. И без нас, ментов, ни одна власть не обойдётся.
Глава 25
Товарищ Малышев тряс мою руку так, что казалось: ещё немного, и он её оторвёт.
– Ну, Быстров, ну, удружил! Это ж такую работу проделал по искоренению бандэлемента!
– Не я один, – в который раз заметил я.
– Понимаю, понимаю! – взволнованно пробормотал Малышев. – Но ты не скромничай. Пока ты начальником милиции не стал, совсем дело труба было. Бандиты так распоясались, что спасу нет. А тут такая история, понимаешь, такой успех!
Он даже зажмурился от удовольствия.
– Мне уже отовсюду звонили, тобой интересуются. Корреспондент из Москвы завтра приезжает, хочет о тебе и нашей милиции большой материал делать. Оказывается, не только в столицах преступников под корень выводят.
Тут я занервничал. Пиар – штука, конечно, неплохая, но не в нашей профессии. Чем меньше народа знает тебя в лицо, тем спокойнее и для работы полезней.
– А я этому журналисту и другую историю подгоню: как ты пропажу картины Серова раскрыл.
– Так не я ж один! – снова простонал я. – Спасибо нашему криминалисту Аркадию Ильичу Зимину, Пантелею Леонову… Опять же, без Грома и Константина Генриховича тоже никак. Если б не пёс, мы бы вовек на склад оружия не вышли. Сыск – дело коллективное, в одиночку не сдюжить.
– Да знаю я! – даже рассердился Малышев. – И про Зимина твоего, и про Леонова, и про собаку с вожатым – про всех в газете напишут. Пусть вся страна знает, каких пинкертонов у себя вырастили!
– Заодно стоит обратить внимание, что и Аркадий Ильич, и Константин Генрихович – из старых спецов. Надо педалировать вопрос о том, что нельзя разбрасываться такими кадрами.
Малышев запнулся.
– Ты это к чему, Быстров?
– К тому, что многих спецов попросили из милиции и угрозыска, а это неправильно, в корне неверно! Я бы даже сказал, что не по-большевистски! – горячо заявил я. – В стране разгул бандитизма, а мы сами себе палки в колёса ставим. И этот вопрос надо выносить на самый верх.
– Ну, это ты, брат, загнул!
– Ничего я не загнул! Сами посудите: своих квалифицированных кадров мало, опытного сыщика или эксперта надо готовить много лет. Только бандиты – они ведь не ждут, пока мы научимся. Они убивают и грабят здесь и сейчас. Так какого рожна мы позволяем себя такую роскошь, как увольнение из органов тех, кто в профессии как
