и протянул мне.
В золотой оправе я увидела портрет молодой женщины, с яркими синими глазами. Немного грустную, но прекрасную и женственную.
— Ты очень похожа на нее.
В горле встал ком.
— Всю жизнь, я думала, что от меня отказались, потому что я была не нужна.
— Нет. Она отказалась от тебя, потому что очень любила и хотела спасти.
— Мне говорили другое.
— Мачеха? — Мерран недобро прищурился.
Я ничего не ответила, но он и так все понял. С досадой скрипнул зубами и покачал головой:
— Редкостная змея.
— Зачем же вы ее притащили в Весмор?
— Затем, чтобы никуда не сбежала, а заодно затем, чтобы не мешалась под ногами на том берегу.
— Почему она должна была сбежать?
— Это отдельная, и я не уверен, что хочу рассказывать ее дважды. Так что давай дождемся Стражей… О, а вот и они, — он кивком указал на двух Стражей, идущих в нашем направлении.
Вместе с ними мы отправились на территорию обслуживающего персонала. Прошли через шумную прачечную, полную плеска воды и голосов, и вышли к сушильням.
Карла обнаружилась в самом дальнем углу, возле гладильных валиков. Она просовывала между ними край простыни, а потом крутила боковую ручку, пока белье полностью не выходило с другой стороны. Потом складывала его и убирала в стопку на стеллаже.
Увидев меня, она недовольно поджала губы:
— Позлорадствовать пришла? Посмотреть на то, как мы с девочками, погибаем от непосильной работы? — потом заметила Меррана и подобострастно улыбнулась, — с возвращением. Мы так ждали вас! Жалоб накопилось, вот на этих всех…
Она широким жестом обвела всех присутствующих, а в конце ожидаемо указала на меня. Ну как же без жалоб на мою скромную персону, я ведь всегда и во всем виновата.
— Ни разу не пришла, не помогла! Мы тут надрываемся…
Мерран остановил ее стенания небрежным жестом, потом кивнул Стражам, и те не сговариваясь подошли к Карле.
— Что? Что происходит? — всполошилась она, когда один Страж взял ее под правую руку, а второй под левую.
— Карла Найтли. Вы обвиняетесь в убийстве своего мужа Эдварда Найтли.
Раздались изумленные возгласы прачек, ставших свидетелями этой сцены, а я так и вовсе бездарно ойкнула и тут же прижала ладонь к губам.
— Какая глупость! Я никого не убивала! Этот мерзавец бросил нас с девочками! Привел своего нагуляша, а сам сбежал! — завизжала она, — как смеете обвинять меня… Я буду жаловаться! Ректору! Он этого так не оставит.
Мерран слушал ее с выражением крайней скуки на лице, потом монотонно произнес:
— Двадцать пятого марта, вечером, у семилетней Евы появилась первая руна. Поняв, что ребенок с даром, Эдвард решил, сообщить об этом в Хайс, потому что в Муравейнике нет ни учителей, ни возможности для развития. Вы же считали, что девочку надо оставить у себя, чтобы получать дорогостоящие руны. Пока все так?
Карла возмущенно побагровела:
— Сплошная ложь!
Магистр отстраненно улыбнулся и продолжил:
— На фоне разногласий между вами произошла ссора. Эдвард ушел из дома, чтобы встретиться с друзьями в одном из портовых баров, вы же отправились следом и поджидали его на выходе. И когда он появился, слегка в невменяемом состоянии, накинули ему на шею веревку с грузом и столкнули в один из каналов. Он был пьян, и не смог выбраться на берег.
— Неправда! Вы…вы лжец!
— Я — Гончая, — напомнил Мерран, — К слову, вы всегда знали, что Ева не «нагуляш» вашего мужа. Он рассказал вам правду о ее появлении. Но вы разыгрывали из себя униженную и оскорбленную, надеясь таким образом скрыть следы преступления и обвинить бывшего мужа в загулах. Мол сбежал с очередной любовницей, ребенка своего на тебя оставил. И ты, бедная и несчастная, была вынуждена заниматься ее воспитанием.
Карда дёргалась в руках Стражей, пытаясь вырваться, и голосила:
— Неправда! Клевета! Меня подставили!
— А вот правда это или нет, будут выяснять имперские Хранители. Воспоминания преступников для них, как открытая книга. Вы избавились от мужа, чтобы не потерять выгоду, незаконно забирали руны у носителя. Заточение будет долгим. Уведите ее.
Стражи поволокли сопротивляющуюся Карлу на улицу. Она брыкалась, извивалась, как глиста и орала дурным голосом:
— Это все ты виновата! Ты! Надо было утопить тебя вместе с этим дураком!
Я провожала ее ошалевшим взглядом, и кажется даже не дышала. А Мерран подошел ближе и ободряюще прикоснулся к локтю:
— Мне жаль, Ева. Мне очень жаль.
— Я ведь и правда думала, что он нас бросил… — прошептала я, — Спасибо вам, что разобрались.
Глава 16
Вечером меня ждали очередные неприятности. В этот раз в лице разъяренной сестры Хеммери:
— Хватит виться возле моего брата, — прошипела она, настигнув меня посреди лестничного проема в главном корпусе. Больно схватила за плечо и дернула, разворачивая к себе лицом.
— Руки убери, — я еще не отошла после разговора с Мерраном. В голове плясал туман и обрывки слов.
Подумать только…отец. И Нора — бабка, а Лекс — брат. Столько новых родственников на меня одну, что сил на Диану с ее претензиями у меня не осталось.
— Я к твоему брату даже не подхожу. Он сам от меня отказался, променял на Эмми.
— Вот и не лезь к ним.
— Я в их сторону даже не смотрю, — врала, еще как смотрела и каждый раз была готова на стену от отчаяния кидаться, — а вот почему ты ко мне лезешь, я никак не пойму. Скучно? Заняться нечем? Иди к экзаменам готовься.
— Без тебя со своими экзаменами разберусь, — огрызнулась она, — итак учу ночами напролет.
В пользу этого утверждения говорили темные круги под глазами. Сейчас половина адептов могла такими похвастаться, хоть конкурс на лучшие синяки проводи. Но у Дианы они были особенно яркими и выразительными на фоне бледной кожи.
— Вот иди и учи, а меня оставь в покое.
— К брату моему не лезь! Поняла! — она пошла на второй заход и заводилась все сильнее. — такая как ты ему не нужна. Ты ему и в подметки не годишься. Не дотягиваешь!
— Я, значит, не нужна и не дотягиваю, а вот Эмми дотягивает?
Диана сморщилась, будто съела кусок лимона:
— Она другое дело.
— Это почему другое? Для такой снобихи как ты, прачка из Муравейника — вообще бельмо на глазу. Разве нет?
— У них чувства! — выпалила она, — Эмми искренняя…добрая… во всем поддерживает Коула. Беззаветно любит его и не испытывает корыстный чувств.
Я рассмеялась. Горько так, зло, колюче
— Эмми? Бескорыстна? Боюсь, она даже не знает, как это слово пишется. Но тебе виднее. Ты же у
