золотого кольца — подарка Джона. В ледяных пальцах драгоценный металл казался тёплым, словно до сих пор хранил частичку любимого. И от этого становилось ещё больнее. По щеке снова покатилась слеза, быстро застывшая и упавшая на прелое дно осколком стужи. Хотелось скорее вернуться к могиле, обнять сырую землю и просто лежать, пока рассвет не обратит тело в золу. Тогда всё закончится. Страдания. Терзания. Абсолютно всё. Один раз переступить через страх, претерпеть боль и обрести желанный покой рядом с возлюбленным… Эрминия с Рэксволдом уже должны были уйти — никто не помешает задуманному.
Вернув кольцо на безымянный палец, Лайла возвела взор к окаймлённому обугленными зубьями клочку неба, такому же алому, как её глаза:
— Я скоро приду, Джон… Жди меня…
* * *
Северянка мотала скользкие лоскуты на длинные, заточенные палки. Ещё вчера, унося с плато мясо, она захватила с собой немного конского жира: словно знала, что понадобится. Развести костры было бы куда проще, но в случае погони требовался переносной источник света: упустить вампиршу во второй раз — потерять её навсегда.
Пока Эрминия занималась факелами, сидевший у могилы ассасин усердно орудовал щитом. Он не стал сильно раскапывать захоронение: снял лишь верхний слой, сложив землю в заметный полуметровый бугор. Если Лайла всё-таки придёт, не сможет проигнорировать и такое — обнажать тело не имело смысла.
— Она нас возненавидит… — отряхнувший руки Рэксволд смотрел, как на голых осинах догорает закат.
— Не без этого… — северянка воткнула факел во всклокоченное полотно сухих листьев. — Поводов будет много. И начать можно с единственной верёвки: если чертовка вспомнит про магию раньше, чем мы раздобудем цепи, мне придётся всю дорогу поддушивать её. Добавь сюда недельку заточения в каком-нибудь стоящем на отшибе доме, и вот мы уже последние твари, что обрекли принцессу на участь скотины.
— Лучше уж так. Нет у меня желания прикапывать обгоревший труп. Или того хуже, коли местные о лесном чудище прознают…
Беседа не нашла продолжения — в осиннике остались лишь шорохи листвы и глухие стуки вонзаемых в землю факелов.
* * *
Под пристальным взглядом сумерек со скалистых склонов спустилась ещё одна всадница, но, в отличие от предшественников, она не искала в здешних землях тепла. Наоборот — шла по следу холода… могильного холода. Зажав в кулаке сияющий амулет, Нактарра остановила коня под ветвистой липой, черневшей на фоне сизого неба и походившей на корнеобразную схему кровеносных сосудов со страниц медицинского трактата.
Вдалеке, от края до края, простирался тёмный ельник, взбиравшийся по холмам к туманному плато. Знакомые места… Стоило догадаться: куда же ещё могло направить стопы отродье смерти, как не к зловещему камню Тюрген Кроунт? Что ж, пусть… Сегодня ночью всё закончится — охотница уронила взор на лежащий в жёлобе арбалета болт: серебряный наконечник с глубокой гравировкой в виде трикветра, до краёв заполненной пепельной смолой, разит вурдалаков не хуже солнца.
* * *
Комкая сумрачную тишину мягкой поступью, Лайла брела по лесу навстречу последним часам своей жизни. Грусть скинутым после дождя плащом осталась в остове могучего вяза. Теперь же в пустынных закоулках души поселился маленький утешительный огонёк: с рассветом чужой и несправедливый мир станет болезненным сном. Время потеряет всякий смысл. Неясный зимний миг — и талые воды уже смешивают прах с пеплом, объединяя два любящих сердца в подземной вечности.
Напоследок очень хотелось увидеть огненного единорога: попрощаться с прекрасным образом прошлого, возможно, даже коснуться его, вопреки всем предостережениям… Но магия упорно молчала. Любые попытки высечь из воздуха хотя бы искру терпели неминуемый крах — вместо колдовской руны на мертвецки бледной ладони зрела несбывшаяся мечта…
Только сейчас Лайла заметила насколько обострились вампирические способности. Мгла больше не представала серыми контурами, нет. Она светилась подобно дню, едва не слепила, вылетая бликами из дупел деревьев, трещин в камнях и звериных нор, отчего ночной лес походил на утреннюю зарю, разве что не обжигал. Изменился и слух. Звуки стали осязаемы. Глухие — вбирались в уши нежными бабочками, резкие — впивались словно шершни. Хруст ветки теперь был слышен за милю, как и биение чужого сердца. По стуку последнего Лайла могла определить размеры живого существа, а по производимому им шуму понять, что оно из себя представляет. Вот под землёй скребётся мышь… А вот по чаще бежит волк… Но больше изумляло обоняние. Сотни запахов тонкими нитями расчерчивали пространство. Ветер всколыхивал их подобно паутине, однако выбрать нужную и найти источник не составляло никакого труда.
Всецело отдаваясь окружению, вампирша шла по яркому ельнику, когда очередной вдох полоснул сознание незримой саблей. Лайла встала как вкопанная, завертела головой, будто учуявший добычу хищник. Ничего… Неужели показалось?.. Нет! Снова! Вот он!!! Родной аромат, хоть и едва уловимый… Бамбук… Тот, кого Джон хранил как зеницу ока… Конь, за которого он отдал свою жизнь… А что она? Пребывая в пучинах скорби, даже не вспомнила про убежавшего жеребца… Ни разу… Вслед за внезапным прозрением истерзанную душу пронзили шипы стыда, презрения к собственному эгоизму: самолично привести любимого к напророченной смерти, а после того, кто был ему поистине дорог бросить на произвол судьбы… Ну и змею пригрел на груди Джон — настоящую: холодную и с клыками… Хватит!!! Хватит укора… Сейчас куда важнее взять себя в руки и подумать о несчастном, напуганном животном. Вдруг Бамбук ранен⁈ Или угодил в какую расщелину, а теперь медленно умирает от жажды⁈ Рано сводить счёты с жизнью, пока рано…
Перебирая носом дуновения ветра, Лайла быстро зашагала на запах. Стоило ему окрепнуть — помчалась со всех ног. Стремительный бег напоминал полёт. Удивительная лёгкость и никакой усталости! Ощущая себя подхваченным бурей пёрышком, вампирша неслась сквозь густой ельник. В лучезарной темноте стучали сотни сердец: маленькие и большие, гулкие и приглушённые, звучавшие барабанной дробью и совсем неспешные. Но в этом грохочущем оркестре не хватало одного инструмента — биения истрёпанного горем сердца. Оно молчало… Зато чувствовало стократ сильнее любого из стучавших.
— Прости, Бамбук… — леденя дыханием хлеставшие по лицу ветки, шептала Лайла. — Во всём моя вина… Лишила тебя хозяина… Забыла… Бросила… — сбивчивый голос покрывал хвою искристым инеем. — Если ты позволишь мне подойти… я обязательно помогу… В этот раз сделаю всё, что… — девушка вдруг ощутила, как землю под ногами сменила пустота, а в глаза ударил лунный свет.
Метнувшийся вниз взор разбился о каменные глыбы, до которых было не меньше девяти метров, — обрыв. Животный страх разорвал парус бесконечной свободы, а тело оказалось намного тяжелее якоря вины. Тщетно цепляясь руками за воздух, вампирша пронзительно закричала. Но не высота пугала её, не чудовищная боль, не глупая смерть — она боялась погибнуть вдали от Джона. Падение на камни. Хруст сломанных костей. Завывший в ночи ветер.
* * *
Голые кроны осин гладил рогатый месяц, на стволах же дрожал жёлтый свет. Из шести расставленных вокруг могилы факелов горели лишь два. Остальные были припасены на случай, если ожидания затянутся до глубокой ночи, холодной и неприветливой, будто обслуга в придорожной забегаловке. Эрминия разводила костёр, когда дозор решил пойти не по плану: из глубин ельника донёсся тихий стон, словно сердце леса пронзили копьём.
— Ты тоже это слышала? — настороженный Рэксволд вглядывался во мрак. — Крик… Где-то совсем далеко.
— Да. Со стороны скал, — поднимаясь, уточнила северянка.
Убийца сразу же вспомнил вид на лысые холмы с разбросанными по склонам сиротливыми домиками:
— Мы рыскали там днём… — он изменился в лице. — Ещё чего не хватало…
Эрминия выдернула из земли горящий факел и бросила его ассасину. Вторым она подпалила все остальные, чтобы звери не совались к полуразрытой могиле:
— Погнали.
Уходили странники с тревогой на душе: в такой поздний час по здешним лесам могла бродить только Лайла — больше всего они боялись, что у неё хватило смелости шагнуть с обрыва.
* * *
Сапоги цвета терракоты примяли сырую траву — опустевшее седло заблестело в лунном свете матовым пятном. Чуть слышный щелчок
