советских войск не попали, ну а душманы этим естественно пользовались. Быть может, в этих землях и караваны ходили.
Когда по окончанию работ нас опять вернули в зиндан, было уже совсем темно. Тем не менее, мы успели как можно крепче и плотнее закрепить обувь, одежду — чтобы ничего не мешало.
— Макс! — переполошились товарищи. — Почему резкая смена плана? Почему сегодня?
— Американца видели? — мрачно спросил я.
— Ну!
— Он говорил с Иззатуллой. Я услышал, что они хотят развлечься с одним из пленников. Устроить что-то вроде охоты. Им мог стать любой из нас, но акцент был на мне. Я не врач. Тот американец, или кто он там на самом деле, это быстро бы понял. Он растолковал бы старику, что из-за меня его сын подохнет. И как вы думаете, что сделал бы старик? Разозлился бы и отдал меня им… А я, к сожалению, не бессмертный…
Несколько секунд было тихо.
— А ты что, знаешь английский язык?
— Да, немного. В институте преподавали, — честно соврал я.
— Ясно! — тяжко вздохнул Паша. — Ты прав, тогда медлить нельзя. Или сегодня или никогда, как бы хреново это не звучало.
— Но мы еще не готовы. Мы не предупредили других пленных.
— Да… — согласился я. — Значит, будем действовать по обстановке.
— Мы не успеем взорвать мину!
И верно, десяти минут на все «про все» может не хватить.
— У тебя есть другие варианты?
Оба моих товарища согласились, что иначе просто никак. Следующие несколько часов обещали быть крайне напряженными.
— У нас все получится! — твердо ответил я, доставая импровизированный нож. — Точно получится!
А через несколько минут, у душманов начался вечерний намаз, соответственно, время пошло. У нас было около десяти минут. Я понимал, что как только все закончится, Иззатулла захочет угодить гостю и непременно пошлет своих людей за мной для того, чтобы я осмотрел состояние здоровья его сына. И раз уж у старика такие особенные гости, то ко мне будут вопросы. Европеец или американец не дурак, я его сразу заинтересовал, а потому он непременно захочет меня проверить. Само собой проверка даст понять, что я никакой не хирург. А стало быть, все мои объяснения будут звучать смешно.
Меня могут расстрелять на месте, либо разозлившийся хозяин кишлака просто отдаст меня для их развлечений. И я понимал, какие именно у них развлечения. Ничего там хорошего не будет.
Охота… Только не на зверя, а на человека. Пленного. Раба, которого никто искать не будет. Даже если все пройдет хорошо и я смогу отбрехаться, вместо меня могут выбрать кого-то другого и в любом случае, план побега будет сорван.
Едва затихли шаги конвоиров, мы тут же принялись за дело. Да, голод и жажда были не лучшими спутниками, но если все получится, мы вполне можем по пути подхватить из любого дома какие-нибудь съестные припасы. Без еды в горах долго не проживешь. К тому же, из-за того, что нам давали плохую воду, были проблемы с кишечником. Но не о том сейчас нужно думать.
Нам нужно было как-то отсчитывать время, чтобы окончание намаза не стало неожиданностью в самый неподходящий момент. Ну а так как часы у нас отсутствовали, то пришлось считать вслух. Тихо, но так, чтобы каждый из нас был в курсе. Десять минут, это шестьсот секунд. Время пошло.
Сначала мы с Самариным подняли на плечи Корнеева. Так как он был в плену дольше всех, то успел хорошо похудеть и был самым легким. Еще бы, с таким-то диетическим питанием… Паша взгромоздился нам на плечи и придерживаясь одной рукой за решетку, другой принялся пилить резину моей заготовкой. Благо, наточил я ее хорошо, материал поддавался как надо. Делали одновременно быстро и тихо, постоянно прислушиваясь.
На то, чтобы перепилить первое крепление ушло полторы минуты.
— Паша попробуй сдвинуть ее, может, поддастся? — посоветовал я.
Тот уперся ногой в стену, плечом в решетку. Хоть и деревянная, а тяжелая зараза.
Ему удалось сдвинуть ее совсем немного, когда лязгнул замок. Не получилось.
— Пили вторую! — прошипел я.
— Принял! — отозвался тот и усердно заработал рукой.
Несмотря на прохладу, от напряжения мы мгновенно вспотели. Хуже всех было Корнееву — пот со лба стекал в глаза, отчего тот все время жмурился, ругался и тихо рычал.
Почти через три минуты, когда резина практически поддалась, Паша случайно выронил лезвие, которое упало вниз, куда-то в темноту, затерявшись между камней. Попробуй-ка найди его без света.
— Зараза! — процедил тот.
— Ничего, нормально! — отозвался я. — Почти перепилил. Попробуй, расшатать.
Корнеев принялся шатать ее, но едва сам не слетел. Разозлившись, он уперся обеими ногами в стену зиндана, надавил изо всех сил.
Хлоп! — резина лопнула, решетка резко съехала в сторону. Снова лязгнул замок.
Паша повис на одних руках.
— Есть! Оторвалась!
Один за другим, цепляясь за стены всеми конечностями, помогая друг другу, и постоянно озираясь по сторонам, мы выбрались из зиндана. Вернули решетку на место. Справа, метрах в двадцати на коврике сидел кто-то из душманов и кланялся. Пользуясь темнотой, мы быстро рванули к дому Иззатуллы — благо он был недалеко и я хорошо знал маршрут до него.
На каждом перекрестке улочек, мы останавливались. Старались не стоять подолгу.
Первым бежал я, затем Самарин, а замыкал Корнеев.
Благодаря тому, что на ногах были кожаные сандалии, при движении шума было немного. Еще лучше бы вообще босиком — кожа на ступнях уже успела загрубеть, вот только камни были достаточно холодные. Лучше уж так.
Возле домов никого не было — большинство собрались в центре кишлака, на небольшой площади. Намаз обязывал всех мужчин молиться так, чтобы видеть небо. В помещении тоже допускалось, но только на крайний случай и так, чтобы был хоть какой-то обзор из окна. Каждый мусульманин руководствовался принципом — если во время намаза ты видишь небо, значит, бог видит тебя.
Вот и дом Иззатуллы.
Стоит отметить, что у старика был не один дом, а два, только они были спаренные вместе, но с разными входами. В левом жил он сам и, возможно, кто-то из его детей, а во втором, скорее всего, он принимал гостей.
Неудивительно, что недавно прибывшие моджахеды тоже молятся, а вот где был их старший — европеец — загадка. Ему-то это все эти молитвы без надобности. А может, он и американец,
