тела нужно было доставить к ягуарам.
Настроение было преотвратным. Последний день поисков намертво въелся в память изломанными телами детей, разбившихся о камни. Сураму хотелось рвать и метать, глядя на искажённые мукой лица. Ягуар бы с радостью оживил идиотов, выбравших путь через горы, а затем снова убил голыми руками, лишь бы стереть из памяти детские лица. Он — воин, он привык отнимать жизни и смотреть смерти в глаза. Но дети. Нет! Так быть не должно!
Внешне Сурам был абсолютно спокоен и даже не одергивал своих воинов, когда видел, как они утирают скупые слёзы при виде очередных жертв. Но внутренне он выл, вопрошая этот мир: «За что детям выпала такая страшная смерть?» Ощущение дыхания смерти в затылок не покинуло его и сейчас.
Тем противоестественней для него было происходящее вокруг. Двуипостасные снимали стресс самым что ни на есть естественным путём. Инстинктам была дана полная свобода. С учётом негласного курса на восполнение рядов аэров, все сношались со всеми без разбору. Его воины тоже в этом участвовали, лишь Сурам смотрел на всё это с омерзением.
На третью ночь к нему пришла Эфисе. Командир отряда пустынниц была хмурой и неприветливой. Куда-то делись нарочитая обольстительность и сексуальность. На лице залегли тени, в уголках глаз появились морщинки. Губы аспиды были истерзаны и чуть кровоточили.
Пустынница молча вошла комнату, отведённую Сураму, и закрыла за собой дверь, прислонившись к ней спиной. В руках у Эфисе была глиняная бутыль. Аспида постояла какое-то время с закрытыми глазами, после чего тряхнула головой, словно прогоняя наваждение.
Пробка бесшумно покинула горлышко, и аспида приложилась к бутылке несколькими жадными глотками. По щеке девушки катилась одинокая слезинка. Саму пустынницу ноги уже не держали, и она медленно сползала вдоль двери. Отовсюду доносился гулкий смех, пьяные от страсти стоны и характерные шлепки обнажённых тел. Весь мир вокруг них жил, одурманенный победой жизни над смертью. И лишь в их комнате стояла гулкая тишина, разбавляемая тяжёлым дыханием.
Аспида отхлебнула ещё из бутылки и протянула ту Сураму. Глаза её распахнулись, но взгляд оставался пустым.
— Не могу стереть из памяти, — голос её тихим шелестом рассекал тишину на до и после. — Их лица…
Сурам уселся на пол рядом с пустынницей, принимая бутыль из её рук. Несколько осторожных глотков, и внутри разлилась пряная смесь цветочной сладости с оттенком горечи полыни. Под стать настроению. Жизнь с привкусом смерти.
— Я тоже, — бутыль перекочевала в женские руки. — И злость от бессилия.
Эфисе кивнула, действительно понимая его. Ладонь с такой силой сжимала бутыль, что побелели костяшки пальцев.
— Мы сегодня готовили караван, — она сделала паузу, заливая горечь слов напитком. — Когда они все в одном месте… Страшно! — Эфисе медленно вдыхала и выдыхала, но это не помогало. Девушку сотрясала крупная дрожь. — Я видела смерть. Она целовала меня. Мне не было страшно. Но почти сотня детей… — горлышко глухо стукнуло о зубы, руки аспиды дрожали. — … почти сотня мёртвых детей — это страшно! мёртвых — Мы сегодня готовили караван, — она сделала паузу, заливая горечь слов напитком. — Когда они все в одном месте… Страшно! — Эфисе медленно вдыхала и выдыхала, но это не помогало. Девушку сотрясала крупная дрожь. — Я видела смерть. Она целовала меня. Мне не было страшно. Но почти сотня детей… — горлышко глухо стукнуло о зубы, руки аспиды дрожали. — … почти сотня мёртвых детей — это страшно!
Сурам осторожно отнял бутыль из рук аспиды и отставил в сторону. Заключая девушку в объятия и согревая теплом своего тела, он испытывал ту же потребность, что и она. Отогреться, забыться. Завтра ему предстоит увидеть то, о чём сегодня говорила Эфисе. И он не был уверен, что сможет сохранить привычную невозмутимость. Обнимая аспиду, он тихонько мурлыкал какую-то старую песню, вынырнувшую из глубин памяти. Мерные покачивания успокаивали. Девушка всё реже вздрагивала, проваливаясь в сон. Сурам сам понемногу впадал в дрёму. Была мысль перелечь на кровать, но для двух боевых командиров, часто ночевавших на голой земле, каменный пол — не помеха.
Утром они сделают вид, что ничего не было, и снова будут действовать согласно статусу и положению. Но сегодня… сегодня они честно разделили одну скорбь на двоих.
Глава 16
Клан ягуаров напоминал переполненный аэропорт в период праздников. Толпы двуипостасных сновали повсюду, ещё больше аэров взлетали, приземлялись поодиночке и в группах, выполняя поручения амори Муар. Клан готовился к встрече каравана беженцев из земель аспид. Тот ожидался через три дня. Говорили, что сопровождать Орласов вызвалась сама аспида Эфа, тем самым переворачивая страницу негласной вражды между ягуарами и пустынницами. Предполагался полусемейный сабантуй.
Узнала я об этом из шепотков на кухне, а не от своей «семьи». Вообще ситуация сложилась странная. После возвращения амори я как будто перестала существовать. Те, кто ещё вчера беспрекословно выполнял мои приказы, сегодня избегали меня, дабы не отвечать на неудобные вопросы. Даже Ури опускала глаза и увиливала от ответа. Я выпала из когорты людей, принимающих решения. Это неожиданно оказалось обидным. Внутренне я не отрицала возврат всей полноты власти в руки амори. Опыт, авторитет, возраст и сила были на её стороне. Меня неимоверно злило отсутствие хотя бы видимости общения.
Мавр сделал своё дело, мавр может уходить.
После максимально деятельных последних дней нынешнее состояние давило неприкаянностью. Всюду меня сопровождали пристальные взгляды и шепотки в спину, робкие и наглые ухаживания со стороны юных и не очень орлов и ягуаров и просто шквал обожания от детей. С теми я с удовольствием возилась. Кто постарше, повторяли за мной тренировки, а младшие захватили в оборот скутов, окружив тех заботой как домашних зверушек.
Я, конечно, не стала намеренно избегать людей, как до моего подселения делала Рогнеда, но такая ситуация нервировала. Вот и сейчас я отправилась на скутарню, подслушав, что аэры собираются отправиться на разведку в свои земли. Пятёрка орлов, до того активно обсуждавшая маршрут полёта и место для ночёвки, при моём появлении резко замолчала и склонила головы в поклоне.
— Светлого неба, урожайной земли и тихих вод вам, айше! — обратился ко мне командир пятёрки, — чем мы можем помочь?
— Светлого неба, урожайной земли и тихих вод храбрым воинам рода Орлас, — не осталась в долгу, — я бы хотела отправиться вместе с вами.
Командир нахмурился и отвёл взгляд. Всматриваясь в его лицо, я
