решительно зашагал вперед, разбрасывая песок сапогами. Звуки битвы ненадолго перекрыл испуганный рев верблюдов. Лишь отчаянными усилиями абядийские погонщики удерживали тонкую линию обороны посреди лагеря. Честно говоря, они не могли тягаться с йотридами и силгизами, племенами Пустоши, прирожденными воинами.
Стрела пронзила щеку одного погонщика, брызнула кровь, и абядиец упал. Перепуганный верблюд наткнулся на другого, и второй погонщик с грохотом повалился наземь. Огненным шпилем взвился ближайший шатер, треск огня и крики заглушили все остальные звуки. Я переступил через рыдающую женщину, обнимавшую окровавленное тело ребенка – должно быть, сына.
А потом в мое забрало ударила пуля. Вспышка полыхнула перед глазами, хотя силы удара я не почувствовал. В латный воротник попала стрела и рассыпалась на куски. Я прошлепал по луже из верблюжьей крови и внутренностей, вонь была сладковатой и тошнотворной.
Наконец, я вышел вперед. Аркебузы хулителей святых с небольшого расстояния палили по погонщикам-абядийцам. На доспехах нападавших каллиграфической вязью были начертаны проклятия на парамейском. Прямо передо мной на нагруднике хулителя ослепительно сверкала золотая надпись «Джамшид – предатель», из-за огня за моей спиной она горела еще ярче.
В одежде йотридов было что-то аланийское – перья аргуса, геометрические узоры и насыщенный синий цвет. У силгизов одежда была строже, темно-бордовых тонов, шлемы уже, а жилеты грубее. Это важное отличие – если отгоню их достаточно далеко, мне придется выбирать, с каким племенем вступить в схватку.
Сердце колотилось о пластины доспехов, но я сделал вдох, самый тяжкий за всю жизнь, и пересек разделяющий нас участок. Пули били в ангельские доспехи и сгорали, не причиняя вреда. Глупый йотрид с пылающей в глазах жаждой крови поскакал ко мне, выставив вперед трезубое копье.
Одним взмахом я перерубил копье пополам, а потом ударил клинком в бок лошади и нанес глубокую рану. Йотрид соскочил с бьющейся и визжащей кобылы. Едва он успел приземлиться, я разбил ему лицо латной рукавицей.
Я содрал с него кожу и проломил череп. Размазанный по моему запястью мозг вонял потом, как после ночного кошмара. Йотрид бесформенной кучей свалился в кустарник.
Йотриды продолжали атаковать, но я неуклонно продвигался вперед. Я не успел уклониться от удара алебарды, острие ударило в грудную пластину и раскололось, а отдача опрокинула всадника. Я пронзил клинком его шею, а потом выбил из стремян ноги, он свалился вниз головой и с приятным хрустом сломал шею. В ушах зазвенели выстрелы аркебуз, и я заслонился от пули черной рукой, хотя много других ударили в шлем.
Внезапно, как удар молнии, передо мной встал образ Михея Железного, останавливающего пули железной рукой. Я проигнорировал его и стал дальше прорубать путь сквозь всадников, оставляя за собой след из растекшейся плоти и предсмертных криков. Я взбирался по крутому бархану, и песок водопадом осыпался из-под тяжелых сапог.
Похоже, я пробил брешь в строе нападавших. Абядийские погонщики на верблюдах окружили хулителей святых, оказавшихся между барханом, где стоял я, и соседним.
– Хвала Лат! – кричали они.
Эту битву внутри поля битвы скрыл от моего взора дым.
– Черный Ахрийя! – воскликнул спешившийся всадник, поднимаясь за мной на бархан и паля из аркебузы.
Я набросился на него и пронзил сердце.
– Лат мы принадлежим… – успел произнести он прежде, чем захлебнулся кровью.
К тому времени мои черные доспехи и клинок стали красными.
Вверх по бархану на меня со всех сторон налетела туча всадников. Я кружил, как дервиш, отмахивался и колол лошадей. Огромная черная кобыла боднула меня головой, у нее треснул череп, а я ощутил что-то вроде толчка пятилетнего малыша. Лошадь завалилась на всадника, видимо, раздавив ему ноги. Я ударил его клинком в лоб, чтобы прекратить невыносимые страдания.
Всадники поднимались после падения с лошадей, бросались на меня и стреляли из луков и аркебуз. Но все тщетно, и я не спеша убил каждого. Могу похвалить их только за то, что никто не сбежал, несмотря на ужас в глазах. Ужас смерти. Они поняли, что я неуязвим. Что я на самом деле Черный Ахрийя и утащу их в ледяной ад.
Хотя никакая атака не могла причинить мне вреда, к сожалению, я все еще оставался лишь человеком. Когда вспорол живот последнему хулителю святых, который сам проклят, раз оказался на этом бархане передо мной, и его кишки комом вывалились наружу, я не мог не содрогнуться от чудовищного смрада сотворенной мной смерти. Вонь пропитанного кровью песка, разлитой желчи и сладковато пахнущей горелой плоти застряла у меня в горле и легких. Убивать было трудно, и лишь вспышка гнева в крови могла завести меня так далеко. Лишь она так долго меня поддерживала.
Но мне не хватит выносливости, чтобы уничтожить все сорок тысяч врагов. И сегодня умрут тысячи абядийцев. Еще большее число, скорее всего, изнасилуют и угонят в рабство. Я не мог их спасти, хотя, несомненно, дал им больше времени, чтобы спастись. Пока у меня еще оставались силы, я был обязан заставить врага заплатить за это зло самую высокую цену.
Придется вырвать у злобного двуглавого дракона сердце и загнать в могилу нечестивый союз силгизов и йотридов. Я должен убить Сиру.
Оставаясь на бархане, я попробовал осмотреться. Позади остались хулители святых, впереди я видел тумены йотридов и силгизов. Оба племени использовали ту же систему построения, что и мы в Сирме: наименьшая единица составляла десяток воинов, десятки были частью сотен, которые входили в тысячи, а те в итоге составляли тумен из десяти тысяч человек. Группы из сотен всадников продвигались по полю боя, сменяя друг друга, чтобы не утомлять ни всадников, ни лошадей. Когда вражеские конники обойдут тлеющий городок абядийских шатров, подтянутся новые сотни, и они, несомненно, окружат абядийцев, сидящих на верблюдах. Если я прикончу Сиру до того, как это случится, боевой дух их войска ослабнет и, возможно, даже возникнет хаос.
Прямо передо мной захлопали разноцветные крылья Кинна.
– Я велел тебе оставаться с Рухи!
Птах запрыгнул мне на плечо и вцепился когтями в доспехи.
– Помощь нужнее тебе, чем ей. Я знаю, где Сира.
Получается, мы с ним думали об одном и том же.
– Погоди… – Меня вдруг охватила тревога. Сира соединяет звезды, и я засомневался, что ангельские доспехи спасут меня от Кровавой звезды, породившей Архангела. – Как насчет Пашанга или Гокберка? Может, безопаснее…
– Я понятия не имею, как они выглядят! Время дорого, разве нет?
Оба кагана, вероятно, не носят никаких украшений, как и все в их племени. Их не отличить от любого всадника среди этих туменов.
– Я обязан остановить кровопролитие,
