я хотел.
Мэл замирает, ее темные глаза переводятся с меня на ее пальцы, лежащие на одеялах.
— Ты боишься, что я не смогу обеспечить твою безопасность? Потому что я обещаю, что больше не позволю ничему случиться с тобой.
— Дело не… в этом, — нерешительно говорит она, перебирая пальцами девственно чистую белую ткань.
— Мэл, — говорю я, осторожно зажав ее подбородок между большим и малым пальцами, чтобы заставить ее посмотреть на меня.
— У меня здесь своя жизнь, ясно? — Говорит она, резко садясь, когда ее тон мгновенно переходит в оборонительный. — Мне все равно, если ты будешь осуждать меня за это, но здесь мое место.
Я скрежещу зубами и тоже сажусь, так как близость между нами исчезает.
— Ты предпочтешь остаться здесь и танцевать для Келли, чем вернуться в Нью-Йорк и продолжить карьеру модели? — Уточняю я.
Мэл усмехается, ее темные глаза вспыхивают, когда она подхватывает с пола свое платье.
— Не смей бросать мне в лицо модельную карьеру прямо сейчас, — огрызается она, натягивая платье обратно, не потрудившись надеть лифчик.
— Бросать тебе в лицо? — Я хмурюсь, собирая свои боксеры, так как напряжение между нами нарастает.
— Это ты сказал мне, что это слишком опасно, — настаивает она. — Что я должна отложить это на потом, потому что подвергаю всех риску.
— Это было три года назад, Мэл.
— Значит, Велесы перестали воевать? — Вызывающе возражает она, подхватывая лифчик и трусики и запихивая их в сумку.
Это новая сторона Мэл, которую я не понимаю. Три года назад она ухватилась бы за возможность стать моделью. А еще три года назад она никогда бы не согласилась на работу в таком месте, как "Жемчужина". Но она не совсем лишена смысла. И именно это заставляет меня раздражаться.
Конечно, мы вывели Вэла из строя. И мы начинаем восстанавливать наши силы, но мы не вышли из войны с Михаилом. Однако остальные девушки живут дальше. Так что я не вижу причин, по которым Мэл не могла бы достичь такого же счастья, если бы вернулась со мной.
— Нет… — осторожно говорю я, вставая, чтобы оценить внезапную перемену в ее поведении.
Мэл поправляет платье и смотрит на меня взглядом, который говорит, что она сама ответила на свой вопрос.
— И что? Ты снова собираешься уйти? — Спрашиваю я, ощущая знакомое чувство обиды и злости, поднимающееся во мне, когда я чувствую, в каком направлении движется наш разговор.
— Прости, Глеб, но я не могу вернуться к тебе. Я счастлива здесь. Мое место здесь…, — говорит она.
— И не со мной, — заканчиваю я.
Мэл опускает глаза в пол, ее подбородок дрожит от слов, которые она не хочет мне говорить.
— Значит, ты думала, что быстро перепихнешься и отправишься в свой веселый путь, — резко замечаю я, мой темперамент берет верх над желанием быть порядочным человеком.
— Какой же ты мудак, — огрызается Мэл, ее глаза вспыхивают гневом, и она поворачивается к двери.
Когда я смотрю, как она уходит, в моей груди появляется новая дыра, и я вдруг жалею о своих словах.
— Мэл, подожди. — Сократив расстояние между нами, я хватаю ее за запястье и притягиваю к себе.
— Что? Глеб? — Требует она, ее глаза блестят от непролитых слез, когда она смотрит на меня.
— Я не хотел этого. — Почему я не могу контролировать свои эмоции рядом с Мэл? Мой рот словно обрел собственную жизнь, и я говорю все, что приходит мне в голову, невзирая на последствия.
— Конечно, ты хотел. Я не глупая. Тебе нравится притворяться, что ты так отличаешься от всех остальных придурков, которые хотят обладать мной. Но когда дело доходит до дела, тебе не терпится осудить меня за ту жизнь, которую я выбрала. Ты говоришь, что хочешь спасти меня, что хочешь защитить. Но на самом деле ты просто хочешь владеть мной, как и все остальные мужчины, которых я когда-либо знала.
Ее слова — как нож в сердце, и я останавливаюсь, моя рука соскальзывает с ее запястья.
— Ты действительно хочешь отнести меня к той же категории, что и твой отец? Дядя? Михаил Сидоров? — Если она так считает, значит, я зря ее искал.
В мгновение ока наша совместная ночь кажется испорченной, темной и извращенной. Неужели я просто гнался за собственным удовольствием? Вряд ли. Каким бы огненным ни был взгляд Мэл, я знаю ее. Я знаю, как сильно она хочет меня. Она хочет меня так же сильно, как и я ее. Она сама так сказала, даже если сейчас хочет это отрицать.
Почему она продолжает отталкивать меня?
— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, Глеб, — говорит она, ее голос дрожит от эмоций, когда она поворачивается к двери.
Удар становится сильным, и я замедляю шаг, следуя за ней.
— Ты что, блядь, шутишь, Мэл? После всего, что только что произошло, ты собираешься уйти? — Требую я, выхватывая дверь из ее рук, когда она распахивает ее.
Мэл поворачивается на пороге, ее лицо в нескольких сантиметрах от моего, и она смотрит мне в глаза.
— Иди домой, Глеб. Просто… вернись в Нью-Йорк и оставь меня в покое, — вздыхает она.
Затем, взмахнув тканью и оставляя аромат лимонной ванили, Мэл исчезает.
21
МЭЛ
Я не свожу глаз с неоновой вывески, направляющей меня к лестнице. Я не уверена, что смогу дождаться лифта, потому что расстаться с Глебом гораздо сложнее, чем я могла себе представить. Мышцы вибрируют от напряжения, и я напрягаюсь, ожидая, что он последует за мной. Схватит меня за запястье и не отпустит.
Но он отпускает.
Его дверь мягко закрывается за мной.
И я не смею оглянуться.
Распахнув дверь, я мчусь вниз по лестнице, борясь со слезами, которые грозят поглотить меня. Утрата, которая может захлестнуть меня, если я позволю ей случиться. Потому что я чувствую сильное влечение к Глебу, и я опасно близка к тому, чтобы снова потерять себя для него. Но я не могу ему доверять. У меня здоровое недоверие к мужчинам вообще, и на то есть очень веские причины. Поэтому, невзирая на свои чувства, я должна следовать своим инстинктам. Потому что я не хочу узнать, насколько болезненным будет предательство, когда выяснится, что он так же контролирует и хочет использовать меня, как и все остальные.
Сердце замирает в горле, и я прижимаю руки к груди, выходя на прохладный ночной воздух поворачивая к дому. Габби ждет меня там. И мне отчаянно нужно ее обнять.
Пока я
