герой в книге.
Так что, перечитывая «Идиота», мы можем представлять, что он вобрал в себя и часть образа Ивана VI. А встреча творчества Достоевского со шлиссельбургскими событиями 1764 года произойдет еще и при публикации очередной части «Братьев Карамазовых» в Русском вестнике»[212]. В той же книжке журнала публиковался роман Г. П. Данилевского «Мирович».
«И никто не узнает, где могилка моя»
От литературных фантазий вернемся к прозаическим задачам 1764-го года. Что делать с телом бывшего императора? Конечно захоронить, но где и как – это вопрос не технический, а глубоко политический. Помните, как погребли Анну Леопольдовну? Всё чинно и благородно: доставили в Санкт-Петербург, с исполнением всех христианских погребальных традиций упокоили её тело в храме Александро-Невской Лавры, где останки регента благополучно пребывают и до наших дней. Казалось бы, и здесь так поступить надлежит. Но вовсе нет.
Анна Леопольдовна получала все почести, как принцесса Мекленбургская, как племянница бывшей императрицы, но не как бывшая правительница, об этом и слова никто не поднимал. А на каком основании устраивать почетное погребение Ивану Антоновичу? Он, простите, кто? Сын принцессы Мекленбургской, принц Брауншвейгский, внучатый племянник Анны Иоанновны.
Конечно же, нельзя проводить похороны этого человека, как почившего императора. Опрометчиво было бы и погребать его в общедоступном месте. Это захоронение могло стать местом силы для сомневающихся в легитимности нынешней власти, обосновавшейся за счет двух полноценных переворотов.
Напомним, что ещё когда семейство только оказалось в Холмогорах, Елизавета дала распоряжение на случай смерти кого-то из них. Люди ведь живые, а значит, в любой момент могут перестать быть таковыми. По её приказу, если отойдут в мир иной Анна Леопольдовна или Иоанн Антонович, следовало в спирту привезти в Петербург. С первой, как мы увидели, так и поступили.
Но относительно бренного тела «Безумного арестанта» были иные указания. Согласно распоряжению Панина, надлежало почившего предать земле там же, на территории крепости, «где не было бы солнечного зноя и теплоты». Никаких церемоний не предусматривалось. Нести надлежало в тишине солдатами из караула[213]. Вскоре и императрица подтвердила это указание. «Безымянного колодника» без огласки следовало хоронить «по христианской должности» в Шлиссельбурге.
Где именно он погребен, осталось для истории неизвестным. А значит, есть повод для новых и новых предположений.
Даже известное местоположение могилы не дает защиты от самозванцев, например, Емельян Пугачев объявлял себя Петром III, хотя было известно, где покоится император. Даже странно, что в истории с Иваном самозванцев было так мало.
Объявился через 24 года в Лифляндии некий человек, стал называть себя Иваном Ульрихом. Допросили его в канцелярии Рижского и Ревельского генерал-губернатора. Правильно назвал имена отца и матери. Про братьев и сестер, что логично, ничего поведать не мог. О судьбе своей рассказывал, что в 1762 году комендант крепости его отпустил. Да еще как красочно! Пришел, пал на колени перед узником и сказал: «Ищи случая, спасай жизнь, а я на твое место человека, похожего на тебя уговорил»[214]. Тот и был заколот вместо него.
Сразу видно, что появившаяся личность не обладала всеми деталями биографии того, за кого себя выдавала, ведь, как минимум до 1764 года точно находился в крепости безымянный узник. Но, допустим, что календарей не вел человек, называл года примерно. Было еще обстоятельство. Фамилию коменданта, столь доброго к нему, указывал Ребиндер, хотя по факту таковым в то время был Бередников. Но и здесь тоже можем сделать допущение, что человек мог напутать что-то, ведь обе фамилии похожи тем, что содержат набор звуков «Б», «Р», «Д», «Н», «Е». Мог и не расслышать правильно, когда комендант ему представился, а переспрашивать не стал.
Но вот называться столь нелепо «Иваном Ульрихом» было бы для настоящего бежавшего узника странно. Даже в бытность под охраной Иван именовал себя куда более четко и правильно. Не мог он потом забыть и начать путать свое имя.
Поведал задержанный также, что, помимо свободы, комендант крепости даровал при освобождении еще и 3000 рублей золотой и серебрянной монетой. Но на этом рассказ «Ивана Ульриха» не заканчивался. После освобождения из Шлиссельбургской крепости отправился он в Запорожскую сечь, где у казаков доучился грамоте и знанию российских законов. В составе казачьего полка пришлось сходить повоевать под Очаков. Потом его носило в Астрахань, в Крым, в Санкт-Петербург. В Холмогорах бывал, чтобы справиться о судьбе своей семьи. Далее решил он отправиться в Курляндию к герцогу Петру Бирону (сыну и преемнику Эрнста Иоганна Бирона), чтобы узнать все подробности и причины своего низвержения, заточения. Герцог благоразумно его не принял, предложил письменно изложить свое дело. Ну а прочитав, приказал арестовать гостя.
2 апреля 1788 года «Иван Ульрих» был доставлен в Петербург, где следствие тайной экспедиции разрешило ситуацию. Опознали в сей личности кременчугского купца Тимофея Ивановича Курдилова, находящегося в бегах по причине множественных долгов. Громкого разбирательства не последовало. Курдилов-Иван Ульрих сгинул в небытие. Если действительно это был беглый купец, то непонятно, на что он надеялся. Разделить судьбу Лжедмитрия? Сомнительная мечта. Вероятность успеха в его деле была куда ниже, чем у того же авантюриста Мировича. Не проще ли уже, коль убежал от кредиторов в Курляндию, представиться совсем иным именем и попробовать начать другую тихую жизнь, устроившись на службу.
Есть другой вариант – следствие на самом деле не выявило истинной личности «Ивана Ульриха», задержанный продолжал упорствовать, называя себя императором в изгнании. В такой ситуации, вне зависимости от того, является ли человек самозванцем, либо есть минимальная вероятность, что его фантастическая история может быть правдива, следует информационный шум нейтрализовать. Очень правильно его тогда отождествить с некоторым беглым мошенником, чтобы закрыть вопрос и не возвращаться к нему.
Но сам вопрос того, куда делся Иван Антонович (его тело) после бунта Мировича, закрыть никак не получалось. Интерес к фактическому месту захоронения проявляли на самом высоком уровне уже буквально спустя несколько десятилетий после гибели бывшего императора. Активный интерес проявлял Александр I, который по некоторым сведениям[215] дважды приезжал в Шлиссельбургскую крепость с тем, чтобы был произведен поиск тайной могилы. Надо полагать, что если такое поручение в действительности имело место, то искали уж точно прилежно, но не нашли ничего. Впрочем, перерыть на глубине двух метров весь остров вряд ли возможно, да и большие изменения с тех пор произошли в крепости. Много перестроено. Хотя даже был известен ориентир. Называлось[216], в частности, в 1810 году, что «тело его погребено в Шлиссельбургской крепости, в соборной церкви Святого Иоанна Предтечи. В годы правления Николая I, а именно в конце 1830-х годов очень интересовался крепостью маркиз де Кюстин. Ему удалось даже внутри нее побывать и спросить о местонахождении могилы Ивана. Сначала, вроде не расслышав вопрос, ему зачем-то стали показывать пролом, сделанный в стене крепости пушкой Петра I при осаде. Отвлекали,
