всё вернуть в нормальное состояние.
— Толково, — морща лоб, серьёзно закивал Фагот, когда фонтан Лёниного многословия наконец иссяк, а потом небрежно толкнул в бок Петрова. — Вот, смотри, как надо матчасть знать, Истфак. Это тебе не на митингах скакать.
— Ну вот и всё, — Валя оторвала распечатанный чек с показаниями, аккуратно сложила его и убрала в карман куртки. — Теперь можем возвращаться в институт.
Прибор замолчал, но девушке казалось, что в её ушах по-прежнему раздаётся какой-то металлический бой.
— Слышите? Стучит что-то… — привлекла она внимание своих спутников и принялась озираться в поисках источника непонятного звука.
— Или кто-то… — с тревогой проговорил Лёня, а потом, определившись с направлением, уверенно указал на прямоугольную складскую коробку, обитую гофрированным железом. — Там стучит.
— Надо бы проверить, наверное… — неуверенно пробормотал Захарчук.
— Да, — согласился Леонид. — Давайте сходим и проверим.
Все молча и не сговариваясь, приступили к коротким сборам. Фагот перезарядил «Калашников». Валя вытащила из джипа и взяла за ручку на манер чемодана металлический ящик. Лёня сунул за пояс револьвер и набил карманы пуховика заветными патронами, а свой дробовик вручил Захарчуку. Последний громко захлопнул дверь опустевшего автомобиля, и все двинулись было в сторону склада. Но в этот момент молчание прервал, словно внезапно очнувшийся Петров.
— В смысле пг’овег’им? Вы сег’ьёзно?! — заголосил он. — Вы видели что вокг’уг твог’ится?! Если есть безопасное место давайте пг’осто поског’ее свалим туда!
— Там тоже могут быть люди, — спокойно ответил Леонид и повторил за Захарчуком, — Надо проверить.
— Тебе надо ты и пг’овег’яй! Я на такое не подписывался! И вообще… Чего это ты тут г’аскомандовался?
Лёня окинул Петрова презрительным взглядом и, не сказав ни слова, уверенно зашагал в сторону склада. Валя последовала за ним.
— Ты чего? Зассал, Истфак? Решил дезертировать? — понизив голос, прохрипел Фагот. — Эти ребята вдвоём нас всех вытащили. Не побоялись. А что если там кому-то тоже помощь нужна? Только о своей шкуре думаешь? Можешь тут остаться, только я не думаю, что после этого тебя кто-то ещё будет спасать. Я так уж точно. Сдохнешь один — и хер с тобой.
— Да не боись ты, майдановец, — примирительно и даже добродушно проговорил Захарчук, по всей видимости, решив взять на себя роль хорошего полицейского, и даже похлопал студента по плечу. — Мы же тебя прикроем в случае чего. На вот! На всякий пожарный…
Майор сунул в руки Петрову зажигалку и пару оставшихся освежителей, после чего все трое тоже неторопливо пошли к складам.
Глава 29. Коллеги
в которой происходят новые открытия, старые сослуживцы вспоминают былые времена, а Толик осознаёт совместимость гения и злодейства.
С самого утра сумрачную тишину небольшой квартирки ничего не нарушало. Даже неутомимый пластилиновый человечек в банке, вновь нежно слепленный толстыми и морщинистыми профессорскими пальцами, сейчас не стучал, а просто неподвижно лежал, притулившись к стенке своей стеклянной темницы. Лежал и сам хозяин квартиры. Правда, в отличие от своего пластилинового друга, Борис Сергеевич всё-таки порождал в воздухе звуковые колебания то своим похрюкивающим стариковским храпом, то скрипом дивана, с трудом сносящего давление грузного профессорского тела.
Серия коротких и слишком интеллигентных стуков в дверь была недостаточно громкой, чтобы нарушить этот благостный сон. За дверью послышался разговор:
— Может, ушёл… Или случилось что-то?
— Да куда ему? Живой он! Не слышит просто. Снова, поди, бородой своей уши завесил и дрыхнет. Вот так надо!
Новый стук в дверь, куда более громкий и настойчивый, заставил Бориса Сергеевича проснуться и с кряхтением подняться на ноги.
— Открывай, Дед Мороз! Это свои! — послышался из-за двери голос Толика.
— Сейчас, сейчас, молодые люди, — засуетился профессор, щёлкая замками и тяжело поддающейся цепочкой. Наконец он открыл дверь и уже даже натянул под седыми усами и бородой добродушную гостеприимную улыбку, но, увидев вошедших, слегка отшатнулся в сторону и так и замер с этим глупым выражением лица.
— Вы?!
Пётр Петрович шагнул внутрь квартиры, а скорее брезгливо перенёс через порог ноги в остроносых зеленовато-коричневых ботинках с бетона лестничной площадки на влажную тряпку, тщательно вытер их, неторопливо расстегнул озябшими пальцами пуговицы пальто, освободил шею от нескольких оборотов шарфа и только потом с язвительной усмешкой ответил:
— Я.
Следом за ним вошёл Толик и, не особо церемонясь, прямо в верхней одежде протопал на кухню. Все эти разговоры учёных головастиков его сейчас увлекали куда меньше, чем возможность разжиться чем-нибудь съестным в профессорском холодильнике.
— Не мог подумать, что мои записи окажутся именно у вас… — пробормотал Борис Сергеевич, наблюдая, как Пётр Петрович по-хозяйски пристраивает своё пальто на плечики в гардеробе.
— Других не осталось, — коротко ответил он. — А это принципиально?
— Нет… В общем, нет, — замялся старик. — И что же? Вы с ними ознакомились?
— В общем и целом. В общем и целом, Борис Сергеевич, — всё так же торопливо ответил Петр Петрович, проходя в комнату. — Можно сказать, наши соображения относительно колебаний внешнего индуцирующего поля были параллельными.
— Вы что же? Желаете оспорить приоритет моего открытия? — пробормотал старик.
— Увольте, Борис Сергеевич, — рассмеялся его учёный коллега. — Ваши лавры останутся при вас. Возможно, вы даже войдёте в школьные учебники. Хотите, назовём эффект вашей фамилией? Я готов поспособствовать этому. Вот только… Я экспериментально определил частоту этих индуцирующих колебаний.
— Определили частоту? Вы уже ставили эксперимент? — удивился Борис Сергеевич и опустился в кресло, потому что ноги вдруг перестали его слушаться.
— Представьте себе, — хихикнул Пётр Петрович, расслабленно рассматривая книги на длинных кособоких полках, протянувшихся вдоль стены, напротив дивана. — Для этого просто необходимо было почаще задерживаться на работе и работать, а не отсиживаться дома, записывая видосики для интернета.
— Да, разумеется, — растерянно погладил свою лысую макушку седовласый профессор. — Просто, кто бы мог подумать… Вы никогда не были достаточно аккуратны в постановке экспериментов. Взять хотя бы тот раз, когда вы запороли опыты по сверхплотной передаче цифрового радиосигнала…
Пётр Петрович моментально побагровел.
— Это была случайность.
— Ну-да, ну-да… Я помню. Проводок отошёл.
— Всё бы сработало, если бы нам подписали повторную серию испытаний.
— Да куда там… Просто тема была бесперспективна, — проговорил старик.
— С вашей точки зрения!
— Согласно результатам вашего испытания.
— Только не надо делать вид, что вы сожалеете, — злобно сверкнул глазами Пётр Петрович.
— Отчего же? Не стану спорить… Я даже рад. По крайней мере, мы смогли до поры свести концы с концами. А наш институт тогда неплохо сэкономил, закрыв парочку сомнительных проектов без окупаемости. Вы знаете, как плохо я отношусь к недостаточно обоснованным и затратным проектам…
— Тем не менее, потом это не помешало вам растащить с них всю материально-техническую
