вдвоем. Хитрая кумушка послала со своим слугою, Крэбом Чудаком, письма к жене Грэя и к жене Фитцаллена, назначая им встречу в Рэдинге. Довольные предложением, они согласились и не преминули согласно обещанию прибыть в Рэдинг. Оттуда, захватив с собой еще жену Коля, они отправились все вместе в Лондон, каждая со своим слугою, и там разместились по-двое у своих подруг.
Когда лондонские купцы узнали об их прибытии, они стали каждый день приглашать их к себе и прекрасно их угощали. Когда они отправлялись осматривать достопримечательности города, жены лондонских купцов сопровождали их, разодевшись как можно наряднее. Жены суконщиков огорчались, что у них нет таких красивых нарядов.
На Чипсайде[32], куда их привели, они восторгались ювелирными магазинами и с другой стороны улицы — роскошными галантерейными лавками, витрины которых блистали всевозможными цветными шелками. На улице Уэтдинга они видели множество суконщиков, у святого Мартиника — башмачников, у церкви святого Николая — мясные лавки, на конце старого Монетного рынка — рыбные лавки, на улице Кэндльуика — ткачей; потом они посетили Еврейскую улицу, где живут все евреи, и крытый рынок на Блэкуэлле, где обычно собирались провинциальные суконщики.
Дамы пошли потом к церкви св. Павла, колокольня которого так высока, что как будто она уходит в облака, а на верхушке ее находится огромный флюгер из чистого серебра. Этот флюгер кажется человеческому взгляду не больше воробья: так высоко он посажен. После он был украден одним хитрым калекой, который ухитрился ночью забраться на верхушку колокольни и спустить его оттуда вниз. На это украденное им серебро и на большую сумму денег, собранную им за его жизнь нищенством, он воздвигнул ворота на севере города, которые до сих пор называют Крипльгэйт (Ворота калеки)[33].
Оттуда они отправились к Тауэру (лондонская башня), башне, которая была построена Юлием Цезарем, римским императором. Они там видели соль и вино, сохранившиеся со времен нашествия римлян в Англию, задолго до Р. Х. Вино стало таким густым, что его можно было резать, как студень. Они видели также монету, сделанную из толстой кожи, которая некогда имела обращение среди населения.
Когда они вдосталь насмотрелись на все эти достопримечательности, они возвратились в свои помещения, где для них были заказаны роскошные ужины со всеми тонкостями стола, какие только можно себе вообразить.
Теперь нужно вам сказать, что спутники-ткачи, прибывшие из провинции со своими госпожами, увидя лондонских ткачей с улицы Кэндльуик, немедленно возымели великое желание потягаться с ними. Они тотчас начали вызывать на состязание, кто из них сработает лучше.
Ласочка сказал:
— Я хочу состязаться с кем угодно из вас на крону; принимайте, если вы посмеете только; тот, кто скорее всех соткет ярд материи, получит крону.
Один из лондонцев ответил:
— Это вас, мой друг, мы лучше всего „обработаем“. Если бы даже заклад был в десять крон, мы и то принимаем вызов. Но мы ставим только условие, чтобы каждый доставил свои собственные челноки.
— Решено, — сказал Ласочка.
Они встали за станки, и Ласочка проиграл. Затем другой из приезжих взялся за дело, но и он также проиграл. Лондонцы торжествовали над деревенщиной и отпускали им язвительные шуточки.
— Бедняжки, — говорили они, — сердце у вас твердо, да руки слабы.
— Нет, — говорил другой, — в этом виноваты их ноги[34]. Скажите мне, дружище, английский ли вы уроженец.
— А в чем дело? — спросил Ласочка.
— А в том, что у вас икры на подъеме[35].
Крэб, вообще гневный по натуре, раскипятился, как адвокат на суде, и держал пари на четыре кроны против двух, что он выиграет. Те приняли пари. Они взялись за работу. Но Крэб побил их всех. Лондонцы, с которых сбили спесь, примолкли.
— Так вот, — сказал Крэб, — так как мы ничего не проиграли, то и вы ничего не выиграли. А ввиду того, что нельзя быть хорошими ткачами, не будучи добрыми товарищами, то, если вы хотите пойти с нами, мы угостим вас пивом.
— Сразу видно ткача и доброго малого, — сказал другой.
И вот они отправились вместе в гостиницу „Красный крест“. Когда они заняли место и хорошо выпили, они начали весело болтать и превозносили Крэба до небес. Крэб клялся, что он поселится у них.
— Нет, это невозможно, — сказали они. — Король дал нам привилегию, по которой никто не может получить у нас работу, если он сначала не прослужит семи лет в Лондоне в качестве ученика.
На это Крэб ответил, по своему обыкновению, пророчеством:
— Близок день, когда король этой прекрасной страны — Дарует вам еще большую привилегию: право носить красное одеяние — И образовать единое братство, — Первое, которое будет учреждено в Лондоне. — Другие ремесла, уязвленные в своем самолюбии, — Захотят быть в том же положении, — Тогда вы заживете чудесно. — Но я скажу вам еще одно: Придет день, до Страшного суда, — Когда не будет на улице Кэнном ни одного ткацкого станка. — Ни одного ткача там не будет жить. — Ты найдешь людей, пользовавшихся самым большим доверием, — Ибо суконное дело тогда придет в упадок, — И люди, которые жили им, будут разорены. — Однако будут люди, которые узрят время, — Когда это производство будет восстановлено, — Когда байльи из Сарума, — Купит деревню Епископа[36]. Там, где никогда не сеяла рука человеческая, — Произрастут и будут собраны хлеба — И вайда[37], которая поставляет нам все прочные краски, — Возрастут на этом участке земли, теперь бесплодном. — В эти времена я говорю вам открыто, — Те, которые еще будут живы, — Увидят скромную молодую девушку, — В городе Салисбэри, — Красивую лицом и с добрым характером, — С прелестными глазами и, однако, слепую, как стена. — Эта бедная слепая молодая девушка, говорю я, — Будет богато одета, когда она придет в возраст — И тот, кто возьмет ее себе в жены — Будет вести счастливую и радостную жизнь. — Он будет самым богатым из суконщиков, — Какого никогда еще не видали в — этой стране. — Но такого суконного дела, каким мы его знали, — Никогда больше не увидят в Лондоне, потому что ткачи, которые будут больше всех зарабатывать, тогда — Будут работать ткани для исподнего платья. — Язва гордости коснется торговых людей, — И их хозяйки покинут
