нужно новых набрать, а для их обучения требуется пару лет, с учетом того, что есть, кому учить, и команды должны элементарно «сплаваться», научится действовать сообща.
— Хан Узун Хасан, правитель Ак-Коюнлу, падишах Персии, узнав о Синопской победе, мастер, решил, что мир с Мехмедом ему не выгоден, и теперь ищет в нас союзника. Условием своего выступления ставит передачу ему пушек и фузей, с порохом и боевыми припасами, а также просит дать ему людей служилых, чтобы научили оружием пользоваться.
— Губа не дура, — пробормотал Павел, серьезно задумавшись. Он закурил не трубку, папиросу, подобрав прошлой осенью из трофеев подходящую бумагу, и вспомнив нехитрое устройство, благодаря которому отец набивал себе папиросы. Новинка среди давно дымящих трубками сторонников Петра Алексеевича вызвала немалый интерес, благо количество курильщиков изрядно сократилось — многие просто отказались отэтой вредной привычки. И хотя в припасах на эскадре еще оставалось несколько десятков бочек табачного листа, привезенного еще из Англии, но Павел уже мысленно радовался, что на никотиновую «дурь» не «подсядет» население. С трудом уговорил царя не курить впредь прилюдно, как и других «старых» курильщиков, а молодежь не приучать и табака им не давать на руки — самим мало осталось. Запасы табака израсходуются за пару-тройку лет, ну пять, крайний срок, нового урожая, понятное дело просто не будет — только ждать, когда Христофор Колумб Америку откроет.
Так что отныне табак будет лишь только по распределению, с личного указания царя, и семян нет, иначе бы всю степь засеяли. А так потихоньку, по мере того, как «табачники» начнут помирать, население не будет знать процесса курения. Понятно, что конкистадоры привезут табак в Европу, но то время долгое и к этому моменту никого из «переброшенных» по времени в живых уже не будет, пара дряхлых старцев, может быть. Хоть в этом благо, а то приучил царь Петр Алексеевич всех к пагубной привычке…
— Султан признает за мною всю полосу прибрежного Понта, а граница будет проходить по южным отрогам гор. Османы не будут препятствовать уходу православного населения из глубины Анатолии, если жители решат заселиться на нашей территории. В тоже время все жители магометанской веры незамедлительно должны покинуть земли Понта. А еще Мехмед признает за мной титул «императора ромеев земель Понта и Ператии, царя Скифии и Боспора, князя Тмутаракани». И все, посланник тут уперся, говорит, что за притязания на Константинополь и все основные владения империи «румов», что во власти султана Мехмеда сейчас пребывают, воевать будут и никакого мира заключать уже не станут.
— Условия вполне подходящие, Петр Алексеевич, нужно договариваться о мире, хотя это перемирие на несколько лет, потом султан соберется с силами и начнет воевать уже серьезно.
— Мне о том и Федор Алексеевич толковал, что турки к новой войне готовиться будут. А западную часть Понта отдают потому, что ее без флота не удержать, а через горные перевалы припасов на армию не доставишь. И, видимо, еще надеются, что за Понт у нас склока с императором Давидом будет, — молодой царь усмехнулся, да и сам Павел улыбнулся. «Давидке» просто вывернули руки, фигурально выражаясь, поставив перед дилеммой — или почетное отречение в пользу зятя и будущих наследников, либо архонты его просто зарежут со временем, а скорее флот и армия Петра уже осенью, силой внушения, отнюдь не войны, сгонит его с «насиженного места». Тем более после предложения османского султана и туркменского падишаха это не составит никакого труда. И тесть это прекрасно понимает, и цепляться за «призрак власти» не станет, хотя определенные условия себе и сыновьям выторгует, что и князь Феодоро сделал — признал, но с оговорками.
— Ведь нам отдали земли, которые сами турки лишь в прошлом году захватили, подчинив местных правителей. Ведь из ранее захваченного они ничего не отдали, и тем паче взамен мы только должны признать Константинополь и всю захваченную империю ромеев за султаном…
— Я сделаю это, — усмехнулся царь, глаза недобро сверкнули, — но с оговорками, которые предложил Федор Алексеевич. Мы признаем, пока между нами мир, и в согласии пребываем, и нет жестокостей по отношению к жителям православным и вере их.
— Вполне правильно, чуть-что, и у нас руки развязаны. Ну что же — все правильно, передышка нужна. Туркам чтобы собраться с силами, построить флот и унять туркмен — зять императора Давида очень воинственен. Нам тоже нужно время, чтобы закрепиться в западном Понте, построить флот, перевооружить армию на штуцера и единороги. И отбить набег «Большой Орды», дав урок хану Ахмату.
— Для этого нужны орудия и новые фузеи — поторопись, мастер. Головин советует передать падишаху за золото все генуэзкие и ромейские бомбарды с кулевринами и «ручницы» — нам они без надобности, а деньги нужны — серебра и золота в казне мало.
— Отдать надо, Петр Алексеевич, если хан Узун Хасан войну с турками новую начнет, нам на пользу будет. А драгоценные металлы в восточном Понте есть, это точно, и на Кавказе — искать нужно — на карте ведь указано, что к чему. Найдем, то станем «солидными» людьми — отчеканим новые «солиды» с твоим профилем, Петр Алексеевич. Так что твои «безанты» в европейских странах с руками отрывать будут — там золота нехватка. Серебряные милиарисии тоже нужны, да и медную монету нужно начеканить. Волочильные станы первые сделали, так что можно начинать чеканку с новым титулом — «императора ромеев». В твоей юной жене кровь Палеологов и Комниных — так что единая держава будет, а ты императором. Только вот что, Петр Алексеевич — султан должен отпустить на венчание патриарха — кровь из носа, но он должен прибыть в Боспор…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ «ИМПЕРИИ ВСЕГДА ПОГИБАЮТ»
Глава 37
— Теперь ты император, Петр Алексеевич, со всеми привилегиями и обязанностями! И не наследуешь кому-то, а в своем полном праве! Жаль только Керчи больше не будет, но раз Санкт-Петербург именовали порой «северной Пальмирой», то почему бы не быть «северному Константинополю»?! Зато теперь их два, один на Босфоре, другой на Боспоре!
Павел усмехнулся — сравнение весьма многозначительное вышло, но на то имелись веские причины. Свадьба «герра Питера» на принцессе Анне изменила ситуацию кардинально — Трапезундская империя, просуществовавшая больше двух веков окончательно «издохла», ненамного позже взятия турками Константинополя. Но тут «кончина» была не насильственной, как сделали бы османы год назад, а вполне естественной — слабые, ради своего
