видение, значение которого я узнал лишь теперь.
— Расскажи это видение, — велел властелин.
— Это всего лишь грёза. Представьте, что было тридцать мудрецов, изучивших всю премудрость, полученную из чтения древних книг по алхимии, магии, истории и философии. Эти люди ведали о животных и самоцветах, вроде жемчуга и хризобериллов и всех растениях, таких, как ясенец, исцеляющий раны и мандрагора, погружающая в сон (хотя я не понимаю, как люди могут желать спать, когда можно столь много прочесть и получить пользу от прочитанного). Но эти люди стареют и когда-нибудь умрут. Поэтому я взял бы этих тридцать стариков и одного юношу, и дал бы им выпить вино, которое я перегонял много лет, и объединил бы их лишь в одно тело — принадлежащее юноше — но разум в котором обладал бы всей утончённой и древней мудростью тех тридцати учёных мужей, и проделывал бы так век за веком, чтобы никакая мудрость не была утрачена для мира.
Леди Анжелика склонилась над его плечом. — И ты приготовил это вино? — спросила она.
— Да и теперь я тружусь над его противоположностью, ведь, зачем объединять тридцать тел в одно, если не обладать искусством опять разделить это тело на изначальные тридцать. Но это сложно. Ибо любой дурак может слить вино из тридцати бутылей в единственный кувшин, но кто достаточно мудр, чтобы разделить его и вернуть в исходные бутыли?
— Ты испробовал это вино синтетической магии? — спросил властелин.
— Отчасти. Я взял ворону и канарейку, и напоил их вином, и сейчас в той плетёной клетке сидит жёлтая ворона и по ночам наполняет мою пещеру песней, будто порождаемой лютнями и цитрами волшебной страны.
— Теперь, когда я поразмыслила, — вскричала леди Анжелика. — Мы можем взять лучших и храбрейших воинов нашей земли, и самого сладкоголосого барда и лучшего жонглёра золотыми шарами, всего числом тридцать и я сама выпью этого объединяющего вина, и так эти тридцать вольются в моё тело. Затем я пойду и навещу великана, и в его зале я выпью другого вина и тридцать появятся, чтобы сразиться с врагом нашего народа. Они одолеют и убьют его, а потом я снова выпью объединяющего вина и в своём теле доставлю тридцать завоевателей обратно в Валлинг, а там выпью второго зелья и пронесённые в моём теле через тёмный лес тридцать героев той битвы будут освобождены твоим чудесным вином. Некоторые могут быть убиты, а другие ранены, но я останусь в безопасности, а великан будет убит. Достаточно ли у тебя его обоих видов?
Старик выглядел озадаченным.
— У меня есть фляга объединяющего вина. Другого же, чтобы возвращать объединённых в их первоначальные тела, хватит лишь на один опыт и, может быть, ещё несколько капель.
— Испробуй эти капли на той жёлтой птице, — велел Сесил.
Старик налил из бутыли чистого золота с выгравированным червём, который вечно омолаживался, глотая свой хвост, несколько капель бесцветной жидкости и предложил их жёлтой птице в плетёной клетке. Птица жадно выпила их и вдруг там оказалось две птицы, чёрная ворона и жёлтая канарейка, и, прежде, чем канарейка смогла запеть, ворона набросилась на неё и убила.
— Оно действует, — прохрипел старик. — Оно действует.
— Ты можешь приготовить больше второго эликсира? — спросил лорд Густро.
— Что я сделал однажды, могу сделать и дважды, — гордо ответил старец.
— Тогда начинай и сделай побольше, а когда ты его приготовишь, мы возьмём золотую бутыль и флягу, и посмотрим, что можно сделать, чтобы спасти простой народ наших тёмных лесов, хотя это приключение я считаю исполненным опасности для женщины, которую люблю. — Так молвил повелитель.
И с хорошо укрытыми эликсирами они поехали прочь от пещеры старика. Но лорд Густро отвёл повелителя в сторону и сказал,
— Я прошу о милости. Позволь мне стать одним из этих тридцати мужей.
Сесил покачал головой. — Нет. И снова и всегда НЕТ! Сделав это я могу потерять свет моих очей и если она не вернётся назад ко мне, то я умру с горя и ты один останешься заботиться о простом народе. Если у человека есть только две стрелы и одной он выстрелил в воздух, то будет мудро приберечь другую в колчане до дня нужды.
Леди Анжелика рассмеялась, поскольку предположила причину их перешёптывания.
— Я вернусь, — сказала она смеясь, — ведь старик был так мудр и разве вы не видели, как жёлтая птица разделилась на две и ворона убила канарейку?
Но Гомункул, сидящий на руках лорда Сесила, начал кричать.
— Что с тобой? — мягко спросил властелин.
— Я хочу снова вернуться в свою бутыль, — всхлипывал малютка. И он рыдал, пока не заснул, убаюканный качанием лёгкого галопа боевого коня.
Через два вечера в пиршественном зале собралась толпа храбрецов. Там были огромные молчаливые воины, искусно владеющие булавой, кольчугой и перевязью, которые могли разить мечом, копьём и двулезвийным боевым топором. Жонглёр был там и бард, и книгочей, очень юный, но очень мудрый. И был муж со сверкающими глазами, который взглядом мог погружать людей в сон, подобный смерти и пробуждать их, щёлкнув пальцами. И к ним присоединились властелин и лорд Густро, и дрожащий Гомункул, и на своём троне сидела леди Анжелика, прекрасная и счастливая из-за великого приключения, где у неё была своя роль. В руке у неё был золотой кубок, а в руках тридцати мужчин — хрустальные чарки и эти тридцать и один сосуд были наполнены вином объединения, опустошив половину бутыли, но наполовину полную золотую бутыль со снадобьем леди Анжелика скрывала под блестящим платьем. Лошадь леди, в усыпанной алмазами сбруе, беспокойно ржала снаружи, в лунном свете.
Лорд Сесил разъяснил это приключение и все тридцать мужчин сидели, неподвижные и торжественные; ибо они ни разу не слыхали прежде о чём-то подобном, ведь никто из них не боялся обычной смерти, но это растворение было такой вещью, которая даже храбрейшего заставила задуматься, чем всё это может кончиться. Но когда настало время и был отдан приказ, все, как один, осушили свои сосуды и, пока леди пила своё вино, они осушили вместе с ней последнюю каплю.
Затем настала тишина, нарушаемая только резким уханьем совы, плачущейся луне на дела ночных обитателей тёмного леса. Маленький Гомункул спрятал лицо на плече повелителя, но Сесил и лорд Густро смотрели прямо перед собой над пиршественным столом, чтобы видеть то, что будет.
Казалось, тридцать мужчин задрожали, а затем уменьшились в накрывшем их тумане и, наконец, за пиршественным столом остались лишь пустые места и пустые бокалы. И остались только двое мужчин и
