меня нужно не просто уговорить потратить целый день на поездку в город, но еще как-то убедить в том, что нужно пропустить субботнюю утреннюю разминку. А это уже… сложно. Мягко говоря. Все хором верили, что разминка им сломает всё удовольствие от вылазки.
Мать предлагала давить на жалость. Её вера в то, что я хотя бы один раз под это прогнусь, была незыблема и безнадежна. После её предложения (как я успел услышать, стоя за спиной у сестры) маму лишили совещательного голоса, оставив сочувствующий. Отец предлагал более рациональное, но крайне рискованное решение — составить план и саботировать разминку. К примеру — принеся в жертву ту же маму, которая вполне отдохнет, сидя дома, пока дети учатся в школе. Брат, как голос разума, возражал, упирая на то, что раз они стали питаться этой ну очень здоровой пищей, которая стоит много денег, то нагрузки Акира точно поднимет, а значит, нужно искать менее рискованные пути. Например, попробовать банальный подкуп, благо что это точно работает.
Просто они не пробовали этот метод в разрезе утренних тренировок. Все гениальное просто, да?
Сестра подкупу была не рада, и горячилась, пытаясь убедить остальных в том, что отпроситься можно и в долг, всё-таки, она торчит мне три полировки канделябра, Такао вообще пять, плюс четыре похода в магазины по женским капризам, так что кредитная история вроде есть, почему бы не увеличить? Родители были резко против дальнейшего детского рабства, но мозговой штурм спотыкался на все четыре ноги, поэтому решили применить все способы до единого, и, когда я просочился в комнату, встав за спиной азартно записывающего отца, они уже составляли порядок действий, в которых будут применены мольбы, шантаж, тактический обман, подкуп, и, наконец, кредитование.
— А просто попросить перенести тренировку с субботы на воскресенье не судьба? — поинтересовался я, сложив руки на груди, и смотря прямо в глаза остолбеневшей Эне, стоящей у двери с раскрытым ртом и пялящейся на меня.
— Гениально… — пробубнил отец, — Кира, ты как всегда… К… Кира? Ки…⁇!!
Мать всхлипнула, хватаясь за Такао, а тот издал ртом какой-то уж совсем неприличный звук.
— К-как… как ты…?
— Я ниндзя, — произнес я с абсолютно серьезным лицом.
Ну а что? Кто сказал, что у меня не должно быть чувства юмора?
Картина «потрясение семейства Кирью» было последним ярким событием этой недели. Вплоть до субботы всё шло максимально скучно, так, как я всегда и мечтал. Учеба, тренировки на выносливость и силу, снова учеба, составление новых баз знаний, которые я сначала выучу, а потом впишу кодировкой в свою книжечку. В школе были тишь и гладь. Шираиши и Хиракава перестали ко мне приставать, а девушки в клубе расслабились окончательно, поняв, что я не собираюсь причинять им какой-либо вред. Враждебно-опасливые взгляды остального класса (и почти половины школы) меня ни грамма не смущали.
Единственным относительно интересным эпизодом стало несколько «воскресших» хакерских центров в Европе и Америке, что криком кричало о том, что там до этого трудились отнюдь не «вольные каменщики», и трудились они на типовом оборудовании, которое оказалось легко восстановить. Эту информацию воспылавший праведным негодованием Дайсуке, бывший настоящим идейным хакером от народа (его собственное выражение), собирался слить в Сеть крайне аккуратным образом — с помощью закладки, сброшенной из интернет-кафе. Ангелом возмездия противным правительственным агентам, маскирующимся под приличных граждан, стал, разумеется, я.
В субботу мы вышли из дома компанией в четыре человека, причем трое из нас несли на своих лицах печати разного качества. Озабоченность, уныние, смирение с судьбой, предвкушение. Последнее, наиболее позитивное выражение лица принадлежало счастливой матери семейства… надевшей ну очень молодежные вещи.
Когда-то, года четыре назад, Рио с задумчивым выражением на лице сообщил мне, что Ацуко Кирью являлась бы в глазах его семьи настоящим «сокровищем», встреться она им лет в пятнадцать, а может даже и в двадцать. Я возразил, аргументируя тем, что внешность моей матери приятна, но не более того. Рио тогда лишь махнул рукой, буркнув, что внешность сама по себе значит куда меньше, чем совокупность качеств, возносящая человека на пьедестал мировой известности. У моей матери был этот потенциал, но он весь доставался семье, хотя сейчас…
…сейчас кое-что могли увидеть и окружающие.
Хрупкая миниатюрная тридцатичетырехлетняя женщина в легком платьице выглядела лет на двадцать, не более. Использовав минимум макияжа, Ацуко лучилась позитивом, сияла улыбкой, вовсю дурачилась, приставая к Эне и Такао, от чего, как мне сообщила горьким шепотом на ухо сестра, не только я смотрелся самым взрослым среди всей этой компании, но и она, «премиленькая двенадцатилетняя лоля» выглядела унылой замарашкой и заикой, а бедолага Такао мучительно краснел, когда мать прижималась к нему на людях, то и дело чмокая в щеку. В отместку Эна попыталась вцепиться в меня, изобразив из нас нечто вроде парочки, но, по словам беспощадного среднего брата, это было похоже на «мартышку, от которой уходит её дерево».
В итоге обе повисли на Такао, а я зашагал свободно и легко. Но недолго. Три стремительно растущих организма плюс одна женщина, у которой крайне редко есть время выбрать себе новую одежду (а незачем с мужем везде таскаться, вас же друг от друга не оторвешь!) — это много покупок. И ладно я могу взять брата и за полчаса закрыть все наши потребности, Эна и мать были совершенно другим делом. А мы еще должны были это всё оценивать.
Это бремя падало в основном на плечи Такао. Я разбирался в ткани, мог оценить пошив, прикинуть крепость вещи, но совершенно не понимал, «идёт» ли она матери или сестре. С моей точки зрения одна из них была наглухо влюбленной в собственного мужа женщиной, которому совершенно без разницы, что она носит, а вторая ребенком, которому нравиться кому-либо еще рано. За этот вывод меня попытались побить… а через три часа начали канючить идею, что делать с двумя туго набитыми рюкзаками набранных шмоток и обуви, так как хочется еще и посидеть в кафе.
К счастью, мы были в двух шагах от Акихабары, где я просто закинул нашу ношу в один из закрытых центров, где продаю свои и Каваси программы, а затем, забежав в едва открывшееся интернет-кафе, слил в сеть теории заговора моего партнера-отшельника. Затем, обманув семью, заманил их в раменную, где мы плотно перекусили. Так хорошо, что потом в Эну влезло лишь одно мороженое и чашечка слабого кофе, от чего девочка впала в подавленное состояние. Пришлось разориться еще
