Потому что ты не ведьма! — с пренебрежением бросила декан, внезапно перейдя на «ты», — тебе даже призыв фамильяра недоступен. Вот, попробуй зачитать заклинание!
Она раздраженно бросила на стол сложенный вчетверо листок. Там было написано три строки странного текста, никаких сложных слов вроде «дори ме, интеримо, адапаре» и прочих колдовских фраз.
Вместо этого там были фразы «на все способный, злобный зверь» и «разделим душу пополам». Неужели это все об Аркадии?
Я послушно пробубнила все, что было написано на листочке, и вопросительно посмотрела на деканшу. Мы обе понимали, что чуда не произошло.
— Обычно призыв фамильяра помогает пробудить дремавшую магию, и он, послушный древнему зову, является к своему хозяину, — разочарованно сказала Ирма Хальт, — сожалею, но, кем бы ни был Аркадий, вернуть его вряд ли получится.
Она потеряла всякий интерес ко мне и ушла, тихо прикрыв за собой дверь, а я упала на постель, как есть не раздеваясь. И горько заплакала. Этот шебутной рыб, который так раздражал поначалу, стал мне настоящим другом. Я так привыкла к его едким высказываниям, что сложно было представить, что теперь вокруг меня будет только оглушающая тишина.
Промаявшись без сна до утра, я решила навестить того человека, с которого для меня началась эта история. Аполлинарию Петровну. Именно эта безобидная старушка оказалась в нужный момент времени у меня на пути. И это она меня убедила, что Аркадий — мой фамильяр.
Наспех умывшись я поспешила знакомой дорогой. Весь город еще спал, и мои шаги гулко отдавались от мостовой, отражаясь от стен домов, где еще даже ставни были закрыты. Лишь сонный дворник провожал недоумевающим взглядом ранних прохожих и не переставая зевал в кулак, прикрываясь дырявой рукавицей.
Но меня не смущало, что я могла заявиться в гости слишком рано. Ничто не могло сбить меня с решительного настроя.
К моему удивлению, дверь распахнулась, лишь только я стукнула по косяку двери костяшками пальцев.
Аполлинария Петровна была одета отнюдь не в ночной чепец и сорочку. Напротив, на ней было дневное платье, прическа волосок к волоску. Ясно было, что я не с постели ее подняла.
Она неловко улыбнулась мне и пригласила в дом. На мгновение я даже понадеялась, что увижу у нее на кухне Аркадия. Но и здесь не было моего фамильяра. Или не моего?
— Я ждала тебя, — сказала баба Поля и пригласила к столу, где уже дымилась стопка оладий, а со стороны плиты одурманивающе пахло крепким кофе.
Я присела за стол и стала ждать объяснений. Несмотря на то, что не ела со вчерашнего дня, притрагиваться к угощению я не спешила. Еще непонятно, какую роль в этой истории играет добродушная старушка.
— Я слышала, что Аркаша пропал, — начала баба Поля, — негодник! Годы идут, а старый ловелас не меняется. Опять слинял!
Я ожидала что угодно, но только не этих слов. Так и сидела, открыв рот от изумления.
— Ходок был Аркадий. Я, конечно, тоже не святая. Но и я у него была далеко не первая. И ведь благородного из себя строил, со всеми своими женщинами отношения всегда узаконивал, свадьбу играл. Причем замуж звал на третий день после знакомства. И переезжал сразу к зазнобе своей с сумочкой худенькой и своим одеяльцем.
Я сидела, боясь перебить странное повествование.
— Ко мне-то он и вовсе от беременной жены ушел. Сказал, что дети — это не его, и женщина должна принадлежать ему целиком, а не отвлекаться на пеленки и ночные побудки. Уж ходила ко мне эта женщина по первой, окна била. Пришлось переехать подальше, а то Аркашенька не высыпался от ее ночных криков. Да недолго продлилось наше счастье. Помер муженек мой, — вздохнула Аполлинария Петровна, — я ведь уже понимала, что он себе новую бабоньку присмотрел. Но все пыталась удержать его, понимала и принимала. А вот как начал одеялко свое сворачивать и носочки мною любовно заштопанные в сумочку собирать, так и помер. Как стоял, так и упал замертво.
Что-то прижизненный образ Аркадия казался мне все менее романтичным.
— А как так получилось, что он возродился в виде фамильяра? И почему вы его мне отдали, а не себе оставили?
Старушка вздохнула. Видно, что слова давались ей с трудом.
— Муженек мой магом был. Всякое колдовство творил. Вот частичка души, видать, в платок тот злополучный попала, — женщина достала тот самый шелковый платок, — только было ему на тот момент не более тридцати лет, а потому ни жены своей беременной, ни меня тем паче не помнил он. Только воспоминания молодости были, когда он был еще благородным рыцарем, балагуром и дамским угодником.
— То есть это не фамильяр, а пробудившаяся частичка души реального человека? — я пыталась переварить полученную информацию, но в голове она никак не хотела укладываться.
— Получается, что так, — вздохнула баба Поля, — только вот ты его пробудила своими слезами, поэтому и привязался он к тебе, а не ко мне. Но и у тебя он недолго пробыл. Ушел, забрав в этот раз аквариум, а не одеяльце. Смирись, девочка. Характер у него такой, что не может он долго при одной женщине быть, все его налево тянет.
***
Аполлинария Петровна не дала мне уйти просто так. Накормила завтраком и только потом отпустила.
Время уже было не такое раннее, и я решила пойти к Ролану Пейсу. Признаваться все равно надо будет, а тянуть с этим нет смысла. Было немного жаль своей зарплаты, с которой я так хотела оплатить кредит, который напоминал мне о прошлой жизни.
Хотя теперь и вся история с конкурсом, рестораном и самым деспотичным шеф-поваром тоже уходила в прошлое.
Я медленно брела по улице, подбирая в голове слова, которые скажу старику Пейсу. По сути, я шла, сообщить ему, что выбываю из команды. А значит, он потеряет свой ресторан. Я пыталась уговорить себя, что ввязаться в спор с Дирком Вольтоном было его собственным решением, и он должен был понимать все риски. Но ничего не могла поделать с чувством вины, которое разъедало меня изнутри. Ведь я всех обманула, выдала обретший плоть дух гулящего мужика за фамильяра!
Как я и ожидала, Ролан Пейс обнаружился в ресторане. Кажется, он уже смирился с потерей своего детища и пришел попрощаться. Он разжег камин у дальней стены зала для гостей, придвинул к нему кресло и сел, уставившись невидящим взором на огонь.
Старик
