– В.Ш.), предупредив его, что, вероятно, скоро придется выступать на работу.
Рабочие комиссары уже выехали па место и наблюдали за всем тем, что происходило среди этих матросов-анархистов, сообщая обо всем по телефону. Мы уже знали, что младший Железняков вместе с некоторыми комитетчиками увлекли за собой порядочную часть матросов и отправились в Смольный под гам и свист остальных. Часть матросов, захватив винтовки и свое имущество, беспорядочно двинулась к Николаевскому вокзалу. Я тотчас же направил туда бывшего матроса, тов. Цыганкова, находившегося в числе рабочих комиссаров вместе с несколькими другими комиссарами и с хорошим отрядом коммунистов стрелков-латышей, отдав им решительный приказ – разоружить этих матросов анархистов. Они произвели эту операцию очень просто, заняли все входы на Николаевский вокзал, и так как все матросы прибывали разрозненными кучками, то тотчас же отбирали у них решительно все оружие и складывали его в грузовые автомобили, поданные из Смольного. По Николаевскому вокзалу быстро разнеслась весть, что у всех отбирают оружие, и когда Цыганков позвонил мне, что матросы больше не приходят, и все разоружены, но в вокзале находится много вооруженных солдат и матросов, битком набивших все помещения, добивающихся отъезда с первым поездом и постоянно грозящих оружием железнодорожникам, – я выслал на подмогу еще роту латышей и предложил Цыганкову разоружить и всех остальных, находящихся в вокзале. В высшей степени дисциплинированные латыши, видавшие виды на Северном фронте, совершенно не признававший опасности.
Цыганков и рабочие комиссары, окружали каждое помещение и предлагали всем добровольно отдать оружие, объявляя, что те, у кого оно будет найдено, будут арестованы. Этот бежавший из Петрограда разложившийся воинским элемент, бросавшим самовольно революционные ряды, как и надо, было ожидать, не отличался храбростью и тотчас же складывал оружие. Наши отряды просмотрели всех до одного и у многих отобрали винтовки, револьверы, ручные гранаты, шашки, патроны. И так перебрали весь вокзал, наконец, освободив железнодорожников от постоянного страха угроз оружием. Оружие было отвезено частью в Смольный, частью в Петропавловскую крепость.
Железняков-старший, чуя для себя недоброе, с небольшой группой своих ближайших сотоварищей, двинулся с Варшавского вокзала на юг, где, как мы получили сведения, он присоединился к бандитской шайке, очень много накуролесил в Черниговской губернии и был убит отрядом красноармейцев, ликвидировавших эту шайку.
В это время Железняков-младший со значительной частью матросов, в полном боевом военном порядке, двинулся к Смольному и, пройдя во главе колонны, выстроился у ворот Смольного, явился к нам… с двумя комитетчиками и чисто по-военному отрапортовал, что во исполнение приказания, поступившего к нему, вверенная ему часть матросов – у ворот Смольного. Мы вышли к матросам, поздоровались, помитинговали, вынесли резолюцию, порицающую деятельность той отколовшейся группы и предложили двинуться ночевать. Тут только матросы узнали, что их выдворили из помещения флотского экипажа и предоставили им помещение по Невскому проспекту, в доме…, откуда недавно все жильцы выехали. Это несколько смутило матросов, и они по команде построились и двинулись во вновь отведенное место.
В это время броневики Петропавловской крепости окружили экипаж, а прибывшая с ними воинская часть спешно нагружала автомобили ящиками с гранатами, патронами, собирала оружие, патроны, пулеметы и все другое воинское снаряжение, и все это немедленно отвозили в Петропавловскую крепость. Вызванный батальон Егерского полка временно занял все это помещение, выставил караулы и получил строжайшее предписание никого не допускать в помещение флотского экипажа…» После всего прочитанного более чем странно звучат воспоминания бывшего комиссара 2-го Балтийского экипажа матроса-большевика В.И. Захарова: «Только после инструктивного совещания у В.И. Ленина на совещании представителей воинских частей Петрограда в ноябре 1917 года я стал более уверено управлять всей жизнью матросов экипажа». Какой там «уверено управлять всей жизнью матросов экипажа»! Какой там инструктаж у Ленина! Какой там комиссар-большевик В.И. Захаров! Ни о каком Захарове у В.Д. Бонч-Бруевиче нет ни слова! Если комиссар В.И. Захаров и был тогда действительно во 2-м Балтийском экипаже, то сидел ниже травы, тише воды, чтобы не попасть под горячую руку братьев Железняковых и их сотоварищей- анархистов. Так что мемуары мемуарам рознь…
Броневик на улицах Петрограда
* * *
Воспоминания В.Д. Бонч-Бруевича многослойны. Фактически речь в них идет о мятеже 2-го Балтийского флотского экипажа, который выступил против правительства большевиков.
Разумеется, что ни Бончу-Бруевичу, ни тем более Ленину, не было никакого дела до судьбы каких-то трех несчастных офицеров. Они были лишь поводом показать мятежным матросам, кто в доме хозяин и, используя этот повод, очистить центр Петрограда от потерявших человеческий облик анархистов.
Наконец, Бонч-Бруевич красочно и детально описал обыденную обстановку в штабах тогдашних матросских отрядов, где процветало пьянство, разгул, грабежи, вымогательство денег и расправы над пленными и наркотики.
В.Д. Бонч-Бруевич пишет, как непросто он «договорился» с А.Г. Железняковым и экипажным комитетом о доставке «подозрительных офицеров» в Смольный «для следствия». На самом деле поездка Бонч- Бруевича лишь спровоцировала матросов. Они сами провели «следствие», согласно которому, двух офицеров расстреляли, и бумаги об этом отправили в Смольный. Этот расстрел, по рассказу третьего офицера был произведен после диких издевательств над арестованными. Сам же третий офицер остался в живых исключительно благодаря деньгам своих родственников и знакомых, по адресам которых его возили предприимчивые матросы 2-го Балтийского экипажа. Этого офицера, как важного свидетеля, Смольному с помощью своих сторонников-матросов удалось тайно вывезти к себе, но после телефонных угроз «братвы» его пришлось… спрятать под чужой фамилией в Петропавловской крепости. После этого обстановка накалилась до предела. Матросы митинговали, обзывая большевиков последними словами, и вполне серьезно собирались захватывать Смольный.
Одновременно, как пишет В.Д. Бонч-Бруевич, были мобилизованы силы Смольного: отряд латышей, «самых стойких комиссаров» рабочих, с десятью пулемётами отправленных в близлежащие к экипажу дома. Заметим, что это был первый случай, когда большевики прибегли к помощи латышских стрелков. Обращение к латышам не было случайным. Это была крайняя вынужденная мера. Отступившие от Риги к Петрограду, латыши остались людьми без Родины и были готовы служить всем, кто им заплатит. Первыми предложили деньги большевики. При этом латыши были классическими наемниками: они умели воевать, были дисциплинированны, особо не интересовались политикой и любили золото. Совсем скоро именно латыши станут новой преторианской гвардией большевиков, вместо непредсказуемых и своенравных матросов.
Помимо латышей для расправы с непокорными матросами были приведены сочувствующие большевикам Волынский и Егерский полки (где, по остроумному замечанию Бонч-Бруевича, трезвых тоже не было, но зато было меньше буйных), а также броневики в Петропавловской крепости. Сам Смольный приготовился к обороне. Не исключалось, что разъяренные матросы попытаются его захватить! Были
