— Вы поступили очень правильно, сообщив нам это. Вы выполнили свой гражданский долг…
Николай Николаевич посмотрел на него изумленно и презрительно, отнял руку и сказал в сердцах:
— Иди к черту, опер!..
Монумент переглянулся с Авениром и пожал пудовыми квадратными плечами.
Можаев мучительно соображал, хмуря брови.
— Что ты намерен предпринять? — спросил он Грешникова.— Неужели задержать ее? А если это оговор со стороны вьета?
Грешников усмехнулся и потер шишку на черепе.
— Ты много встречал людей, тянущих на себя мокрое дело? Убийство, пардон… — извинился он, бросив взгляд на Беллу.— Так вот я тебе скажу: я до сих пор не встречал ни одного! Даже среди самых отпетых уголовников! Все это сказки! Своя рубашка каждому ближе к телу. На лучшего друга жмура повесить — это сколько угодно, а на себя взять — извини-подвинься. Ничего себе оговор! Довольно фантазий! У меня есть официальное признание — и постановление о задержании и взятии под стражу. Поехали!
— Стойте! Надо же проверить! Я знаю как! — воскликнул Авенир.— Я вам не рассказывал, я… забыл! Да, я забыл, что есть еще одна зацепка! Ваш сын, Белла Александровна, он… Как бы это правильнее выразиться… Повел себя не вполне тактично с одной девушкой, когда скрывался у вьетов. Она пожаловалась в милицию, а вскоре жалобу забрала! Я думаю, к ней приходил хозяин вьетов и подкупил ее!
— Да это мог быть кто угодно! — махнул рукой Грешников.— Тот же Трофим.
— Но надо же проверить!
— Обязательно проверим! Ты что, не веришь нашему правосудию?! Но сначала я хочу привести в исполнение приговор… Тьфу, черт, постановление об аресте! А потом — все, что угодно. Поехали!
— С вашего позволения, я хотел бы остаться… — вкрадчиво попросил Отец Никон.— Вы же должны понять, что мое присутствие…
Белла хмыкнула.
— С вашего позволения я предлагаю вам поехать с нами! — отрезал Грешников, еще таивший обиду на Николая Николаевича.— Вы понадобитесь нам как понятой, а кроме того, если там ребенок, вам придется о нем позаботиться. Или мне оперативницу вызывать?
Николай Николаевич сник и больше не возражал, но вид имел жалкий.
Оставив Беллу в мрачном удовлетворении упиваться картинами мести над гробом сына, они поехали по адресу Вероники в машине Монумента. Отец Никон, отвыкнув в лимузине от роскоши отечественного автомобилестроения, никак не мог примоститься в тесном салоне, кривился, будто у него разом заныли все зубы. А может, его страшило свидание с Вероникой?
Авенир непрерывно сосредоточенно думал о чем-то. Сознание его сузилось и заострилось, точно острие шпаги. Напряжение росло и становилось уже невыносимым, он с нетерпением ждал, что вот сейчас блеснет свет — и все станет ясно.
— Послушай! — сказал он суровому Грешникову.
— Не хочу ничего слушать! — помотал квадратной головой Монумент.
— Да нет, я не о том… Вьет объяснил, зачем он защищал меня от Витька?
— Трофим ему приказал следить, чтобы с тобой ничего не случилось. А что, это важно?
— Очень! Очень важно, как же ты не понимаешь? Ну почему я, по-твоему, так полюбился хозяину вьетов?!
Грешников опять замотал головой, будто отгоняя мух, и даже очень похоже замычал — густо и протяжно. Видно, припомнил годы обучения в ветеринарном училище.
— Только давай без кроссвордов! Я знаю: я тупой опер! Дерево! Не надо меня в этом убеждать! Но у меня есть глаза, понимаешь! — Он ткнул себе в глаза растопыренными толстыми пальцами.— И уши! — Он оттопырил ухо,— И я вижу то, что вижу, и слышу то, что слышу! Я нормальный человек, не больше и не меньше! Я не могу убеждать себя в том, что мне хочется видеть и слышать!
— Но ведь у тебя есть еще ум,— тихо произнес Авенир.
— Ум? — удивился Грешников и посмотрел почему-то на свой громадный кулак.— Да, конечно… Но я не всегда знаю, что с ним делать.
Отец Никон горько засмеялся на заднем сиденье, слушая их плодотворную дискуссию, достойную диалогов Платона.
— Послушай меня,— умоляюще прошептал Авенир.— Я, кажется, совершил страшную ошибку! Давай поедем сначала к той девушке! Пожалуйста!
— Или объясняй для нормального человека, или едем к Веронике!
— Я не могу объяснить связно…
— К тому же мы уже приехали,— вздохнул Отец Никон, пригибаясь и выглядывая вперед.— Вот тот подъезд, где мальчик с велосипедом.
Вероника открыла дверь на голос Николая Николаевича и изумилась:
— Авенир Аркадьевич… Вот уж не ожидала вас увидеть после вчерашней встречи!
«Интересно почему?» — подумал Авенир.
— Вы вчера встречались? — насторожился Грешников, протискиваясь в квартиру.
— Да, вечером. Вы знаете, днем я обнаружила, что в этой квартире кто-то был до того, как мы с Ленкой сюда приехали. Здесь что-то делали… Двигали мебель… Это было так странно, так меня напугало, что я, дура, помчалась просить помощи у Авенира Аркадьевича. Но он меня отчитал! Прямо-таки на место поставил! Смешал с грязью, можно сказать! Давно меня никто так не отчитывал!
— Вот только этого не надо! — взорвался вдруг Монумент.— Не надо пудрить мои тупые мозги странными событиями! Станешь тут непонятливым, если встречаются за твоей спиной! Вот постановление о вашем аресте и обыске, гражданка! А эти граждане,— он свирепо кивнул на Авенира и трусливо скрывшегося в кухне Отца Никона,— будут понятыми! И за все, что отыщется в квартире, будете отвечать вы, а не какие-то там!..
Грешников в сердцах махнул рукой, не в силах подобрать нужного слова, и прямо в ботинках прошел в комнату по пушистому красно-синему ковру. Даже морщины вины на его переносице разгладились.
— Я хотел тебе сказать, но не успел, честное слово… — засеменил за ним Можаев.
Вероника осталась у двери, читая бумагу, которую сунул ей Грешников. Лоб ее морщился, губы кривились. Она нервно хохотнула:
— Ни хрена себе! А как вы меня вообще нашли?! A-а… Понятно!.. А ну дай сюда ребенка, иуда! — Она вырвала растерянную испуганную Ленку из рук игравшего с ней Николая Николаевича.— Валяйте! Ищите! Шлюхой была — никто не шмонал, зато теперь достали! Белка, небось заслала вас! Стерва! Чтоб ей сдохнуть, как ее сыночку!
Гнев и бессилие исказили ее красивое молодое побледневшее лицо. Она забрала ребенка и закрылась в кухне.
Через некоторое время Грешников сурово пригласил ее в комнату. На прозрачном журнальном столике изящной формы лежал пыльный сверток в цветном пакете.
— Это нашли у вас под тахтой,— сурово сказал опер.— Так, граждане понятые?
Авенир и Отец Никон кивнули.
— Что это? — продолжал Грешников.
— Понятия не имею,— пожала плечами Вероника.— Я же говорила вам, что до меня тут кто-то был.
