отступил и положил на пол то, что Шербера изначально приняла за мешок. — Разве ты не пришел спасти нас?
— Тебе лучше молчать, моя акрай, — сказал Займир с усмешкой, в которой была видна смерть. — Ты попала сюда из-за этой рыжей суки. Но сумеешь выбраться очень быстро, если будешь делать так, как я скажу. — Он обернулся через плечо к молча замершим позади мужчинам. — Оттащите ее прочь и приготовьте.
Шерберу подхватили под мышки и поволокли в другой угол. Она успела разглядеть лежащую на боку бледную Волету — а потом ее швырнули на землю лицом к стене, и она упала, приложившись щекой к грязному полу. Краем глаза она заметила, как тусклым светом блеснули в руках воинов афатры, но Шербера могла коситься на них сколько угодно: она не справилась бы с мужчинами, даже если бы не была связана.
Их было трое. Она одна.
— Не умоляй его, Волета, — проговорила она громко. — И не верь.
— ...Не верь — и останешься здесь до конца битвы, моя акрай. — Займир понизил голос. — А я совсем не хочу, чтобы нашему ребенку навредил холод.
Шербера не видела ничего, кроме освещенной пламенем факелов каменной стены с потеками влаги, но по ней плясали тени — и тени были страшны.
— Как ты мог так поступить с женщиной, которая носит твоего ребенка, Займир? — спросила она, глядя на эти тени и пытаясь их разгадать. — Как ты мог так опозорить своего господина и людей, которые вверили тебе свои жизни? Ты — подлец и трус, а не славный воин. Инифри пинком вышвырнет тебя из своей колесницы, когда ты сдохнешь.
Она знала, что выводит его из себя, и что попытки воззвать к совести предателя тщетны с самого начала. Но тьма, глянувшая из глаз Займира, была такой черной, что заставила ее задрожать.
Она боялась за Волету. За ее ребенка. Она боялась того, на что готов этот рослый сильный воин ради цели, которую надеется достичь.
Она испугалась и молчания, которое последовало за ее словами, и не зря — по каменному полу простучала короткая россыпь шагов, а потом Волета закричала, и в воздухе повис запах свежей крови.
Они развернули их лицом к лицу, так, чтобы каждая могла видеть и осознавать, что происходит с другой. Поставили на колени. Разрезали узлы, стягивающие руки и ноги, и позволили размять затекшие запястья.
Шерберу подготовили. Разрезали ее одежду сверху донизу и обнажили, и снова связали ей руки, но на этот раз спереди и слабо, так, что она поняла: это ненадолго. Ненадолго, потому что совсем скоро ее снова развяжут... и она как будто уже начала догадываться, зачем.
Порез на плече Волеты был глубок — афатр не умел резать иначе — и все еще текущая кровь казалась черной на ее бледной коже.
Шербера знала, что это предупреждение; знала, для кого. Там, где две акраяр смогли бы выжить, даже если бы их изрезали на кусочки, тот третий, чья жизнь еще даже не началась, умрет, стоит лишь его коснуться.
Волета смотрела на своего предателя-господина с презрением и ненавистью. И если бы они были в этом темном подземелье только вдвоем... Шербера не сомневалась: они бы умерли, не издав ни звука и не закрыв глаз.
Но ребенок все менял.
Для всех.
Займиру не было нужды говорить что-либо еще: он просто обхватил рукой шею своей акрай, а лезвием меча надавил на ее живот. Шербера сжала зубы и тоже молча по знаку одного из воинов поднялась.
Перед ними открыли дверь и вывели в длинный подземный коридор, закончившийся лестницей. Еще один коридор, но уже над землей и гораздо более теплый, привел их к большой комнате с кроватью и узким окном за толстой железной решеткой.
За окном было утро, заметила Шербера. Они провели в подземелье уже целую ночь.
Горел очаг, на столе у окна стоял кувшин с водой и лежали лепешки и длинные полосы сушеной водорости. Неужели они думали покормить их? Шербера покосилась на Волету, но та смотрела прямо перед собой, вздернув голову, и будто ничего не замечала.
— Сядь, — Займир толкнул свою акрай к стулу. — Погрейся.
И как только она это сделала, он сразу же встал позади и обвил рукой ее шею.
— А ты... если ты попытаешься выкинуть хоть что-нибудь, я вскрою ей чрево и выпущу ребенка на свет. — Займир убедился, что Шербера поняла, чуть надавив и заставив Волету вскрикнуть. — Не шути, акрай. Я сделаю это, клянусь именем Инифри.
— Я знаю, — сказала она.
— Если знаешь, тогда не задерживайся, — сказал один из воинов, снова развязывая ей руки и подталкивая в другой угол комнаты, где стоял таз с водой. — Вот вода. Вот тряпка. Ты должна помыться до прихода господина.
Шербера шагнула к тазу, но не раньше, чем расправила плечи. Ей было не впервой мыться при других мужчинах — ее первые господа часто не утруждали себя тем, чтобы выйти из палатки, пока она смывала с себя их семя. Так что она сняла настопники, оставшись босиком, и взяла в руки тряпку.
Позволив себе отрешиться от того, что происходило с ее телом, как это было всегда, Шербера смыла с себя грязь подземелья. Мужчины смотрели на нее. Она не торопилась. Может, даже, тянула время, отчаянно пытаясь найти путь к спасению... и понимая, что даже при самой большой удаче отсюда из них двоих выйдет живой только одна.
Волета молчала в руках своего господина. Похоже, она думала о том же.
— Ложись на постель, акрай, — бросил Займир, когда она, задумавшись, застыла с тряпкой в руке.
— Я еще не закончила.
— Не испытывай мое терпение. Ложись.
Шербера вздернула голову, но заставила себя подчиниться и села на кровать. Постель была чистой. Она была чистой. Все сходилось.
— Позволь Волете поесть и попить, — сказала она. — Ты похитил ее вчера. За окном — новый день.
Займир засмеялся.
— Ты сидишь перед нами голая, но печешься о другой акрай. И даже не спросишь о себе?
— Ты собираешься овладеть мной, — сказала Шербера. — Или ты, или другой воин, который сейчас сюда придет. Я не стану сопротивляться, потому что тогда вы убьете Волету. О чем мне же у тебя спрашивать?
Его лицо стало каменным от ее дерзости.
— Ты все еще сидишь,
