Она как будто произнесла вслух: «Ныне отпущаеши раба твоего,Владыко, по слову твоему с миром...»[17] Старая леди Сент-Лу произвела на менявпечатление человека, который долго жил в страхе, не смея даже показать его, итеперь наконец понял, что бояться больше нечего.
Пожалуй, шансы на то, что молодой лорд Сент-Лу в самом делевернется и женится на своей троюродной сестре, с которой не виделся восемь лет,были не очень велики. Вероятнее было бы, что он женится на какой-нибудьиностранке. В военное время такие браки заключаются быстро. Да, многое былопротив того, чтобы Руперт женился на Изабелле.
– И все-таки в этой помолвке была справедливость – изакономерность.
Я спросил Терезу, что она думает об этом.
– Чудесная пара! – ответила Тереза.
– Как говорят обычно на свадьбах старые, преданные семьеслуги: «Они созданы друг для друга». Но в данном случае это действительноправда.
– Да, правда. Невероятно! Тебе иногда не кажется, Хью, чтовсе это сон и ты вот-вот проснешься?
Я понял, что она имела в виду.
– Ты права. Все связанное с замком Сент-Лу кажетсянереальным.
Пришлось мне выслушать и мнение Гэбриэла. Он продолжал сомной откровенничать. Насколько я понял, лорд Сент-Лу ему не нравился, что,впрочем, было вполне естественно, так как Руперт перехватил большую часть егопопулярности.
Весь Сент-Лу был взбудоражен прибытием законного владельцазамка, коренные обитатели гордились древностью титула, многие еще помнили егоотца. Те, кто поселился в этих краях недавно, тоже как истинные снобы былиприятно взволнованы.
– Отвратительное стадо баранов! – возмущался Гэбриэл. – Чтони говори, просто удивительно, до чего англичане любят титулы!
– Не называйте корнуоллца англичанином! Неужели вы этого ещене усвоили?!
– Просто случайно сорвалось с языка. Но это правда, не такли? Они либо раболепствуют, либо кидаются в другую крайность, объявляя всетитулы фарсом, что, по сути дела, тот же снобизм – снобизм навыворот!
– А как относитесь к этому вы сами? – спросил я, Гэбриэлухмыльнулся. Он всегда чутко реагировал да любую шпильку, направленную в егоадрес.
– Я, разумеется, сноб навыворот. Больше всего на свете яхотел бы родиться Рупертом Сент-Лу.
– Вы меня удивляете!
– Есть вещи, с которыми нужно родиться. Я бы все отдал зато, чтобы у меня были такие ноги, как у него, – задумчиво произнес он.
Мне вспомнились слова леди Трессилиан на собрании, когдаГэбриэл впервые выступил с речью, и подивился тому, насколько он чувствителен ираним. Я спросил, не думает ли он, что Руперт Сент-Лу перехватил у него частьпопулярности.
Гэбриэл размышлял над моим замечанием, не проявляя нидосады, ни раздражения.
– Все нормально, – сказал он. – Лорд Сент-Лу не являетсямоим политическим оппонентом, так что его приезд – всего лишь дополнительнаяпропаганда в пользу консерваторов. Хотя, если бы лорд Сент-Лу баллотировался(чего, будучи пэром, сделать не может), он, по-моему, скорее всего стоял бы залейбористов.
– Вовсе нет! – возразил я. – Он землевладелец.
– Ну, конечно, национализация ему бы вряд ли понравилась, нов наше время, Норрис, все так перепуталось. Фермеры и многие рабочие сталилояльными консерваторами, а молодые люди с интеллектом, степенями и немалымиденьгами стали лейбористами, я полагаю, потому что они ничего не умеют делатьруками и понятия не имеют, чего хочет рабочий человек.
– А чего же он хочет? – спросил я, зная, что Гэбриэлотвечает на этот вопрос всякий раз по-иному.
– Хочет, чтобы страна процветала, тогда и он сам будет житьлучше. Он считает более вероятным, что консерваторы сделают странупроцветающей, так как консерваторы лучше разбираются в финансах, что, вобщем-то, вполне резонно. Я бы сказал, что лорд Сент-Лу – старомодный либерал,а уж конечно либералы никому не нужны.
Нет, Норрис! Либералы никому не нужны, и вам незачемоткрывать рот, чтобы сказать то, что вы собираетесь. Подождите результатоввыборов и увидите. Они уменьшатся так сильно, что без лупы не разглядишь. Ихидеи никогда никому не нравились. Я хочу сказать, никому не нравится среднийкурс. Он чертовски уязвим.
– Вы полагаете, что Руперт Сент-Лу – сторонник среднегокурса?
– Да. Он благоразумный, умеренный человек. Придерживаетсястарого и приветствует новое. Ни рыба ни мясо. Имбирный пряник – вот что онтакое!
– Что-что?!
– Вы прекрасно слышали, что я сказал. Имбирный пряник!Пряничный замок! Пряничный владелец замка! – Он презрительно фыркнул. – Ипряничная свадьба!
– Невеста тоже пряничная?
– Нет. С ней все в порядке. Просто заблудилась... и попала,как Гензель и Гретель, в пряничный домик. Он такой привлекательный, этотпряничный домик! Можно отломить кусочек и съесть. Он съедобный.
– Вам не очень-то нравится Руперт Сент-Лу? Не так ли?
– А с какой стати он должен мне нравиться? Я ему тоже ненравлюсь.
Я подумал, что он прав. Руперту Сент-Лу Гэбриэл вряд линравился.
– И все-таки ему от меня не избавиться, – сказал Гэбриэл. –Я буду членом парламента от его территории. Меня придется время от времениприглашать на обед и сидеть рядом со мной на всякого рода собраниях.
– Вы слишком уверены в себе, Гэбриэл. Вас еще не избрали.
– Дело решенное. Должны избрать. Понимаете, другого шанса уменя не будет. Это своего рода эксперимент.
Если он не удастся, моя репутация загублена и со мной всебудет кончено. В армию я не смогу вернуться, для административной работы негожусь. Я нужен, только когда идет настоящая драка. Как только война с Япониейкончится, мне конец. Ратные дела Отелло никому больше не нужны.
– Отелло мне всегда казался не правдоподобным.
– Ну и что? Просто ревность сама по себе кажется неправдоподобной.
– Ну хорошо, скажем иначе: я никогда не считал егосимпатичным. Он не вызывает сочувствие. Его попросту считаешь отъявленнымглупцом.
– Сочувствия он правда не вызывает, – согласился со мнойГэбриэл. Ему не сочувствуешь так, как Яго.
– Жалеть Яго? Послушайте, Гэбриэл, у вас невероятно странныесимпатии!
