заподозрят неладное ещё во время «проверки», и не залягут на дно. Или не решат изменить способ доставки своей отравы.
Сюретер даже набрал повторно номер городского советника Фушара, и с четверть часа препирался с дворецким, но тот остался непоколебим. Слуга знал, что гнева и угроз сотрудника Канцелярии можно не бояться, пока за ним самим стоит грозная мощь хозяев. Так что дворецкий предпочитал в точности следовать указаниям советника и его супруги.
Ла-Киш мрачно расхаживал из угла в угол, пытаясь отыскать выход из казавшегося безнадёжным тупика, когда телефон на его столе зазвонил. Сюретер поднял трубку и рявкнул:
– Ла-Киш у аппарата.
Из трубки торопливо затараторил то и дело срывающийся на плач женский голос, временами прерываемый потрескиванием помех на линии.
– Вас плохо слышно, повторите! – гнев сюретера испарился, уступив место сосредоточенному вниманию. Несколько секунд он вслушивался в то, что желала сообщить ему звонившая женщина, а затем коротко спросил. – Когда? – и, получив ответ, распорядился. – Не отходите от неё ни на шаг, будьте готовы к любым неожиданностям! Лучше всего – привяжите к креслу. Нет, не к кровати, к креслу! Может случиться рвота, и ваша дочь попросту захлебнётся. Я уже еду!
Сюретер хлопнул ладонью по рожкам телефона, быстро набрал номер доктора Герша и не сумел сдержать радостного восклицания, когда на звонок ответил сам доктор.
– Хаим! Дом советника Брунса, Сен-Бери, номер шестнадцатый, поместье «Три Черепахи»! У нас новая жертва, но девушка ещё жива! Встретимся там!
Глава 17. О посыльных и взломщиках
Испуганные слуги, ждавшие у ворот, заметили несущийся по улице кэб издалека, и когда экипаж сюретера оказался у поместья «Три Черепахи», ворота уже были распахнуты настежь. Не сбавляя скорости, кэб покатил по длинной подъездной аллее к дому, и Ла-Киш успел лишь крикнуть на ходу слугам:
- Не закрывать!
Спустя минуту или две ещё один кэб, опасно накренившись при резком повороте, тоже проскочил ворота и устремился вслед за первым.
Сюретер и доктор, ведомые дворецким, бегом поднялись на второй этаж и, миновав несколько комнат, оказались в уютном будуаре Элизабет Брунс. Его хозяйка – девушка лет двадцати – обмякнув, полулежала в кресле, а над потерявшей сознание дочерью причитала мать. Чуть в стороне, с опаской поглядывая на эту сцену, стояли две горничные: одна держала раскрытую шкатулку с флакончиками нюхательных солей, другая – умывальный таз, в котором мокло небольшое полотенце.
– Разрешите, мадам, – мягко, но настойчиво попросил доктор Герш, отстраняя супругу советника и склоняясь над девушкой. Глаза Элизабет закатились, были видны одни белки; из широко раскрытого рта стекала ниточка слюны. Нахмурившись, Хаим принялся рыться в своём саквояже, а Ла-Киш тем временем усаживал хозяйку дома на небольшое канапе.
– Мадам Брунс, как вы себя чувствуете? – поинтересовался сюретер. Женщина продолжала всхлипывать, но вид доктора с его уверенными профессиональными движениями произвёл на неё успокаивающее впечатление. Переведя заплаканные глаза на Ла-Киша, она сказала:
– Благодарю, что так быстро приехали.
– Благодарю, что позвонили. Откуда у вас мой номер?
– От Амелии Санду. Мы с ней подруги, она говорила, что вы расследуете обстоятельства гибели Эвелины, и что подозревается отравление.
Сюретер мысленно выругался, затем так же мысленно поблагодарил судьбу за неумение советниц держать язык за зубами, несмотря на все предостережения.
– Когда Элизабет стало плохо, я испугалась, что с ней то же самое… И позвонила вам, – продолжала рассказывать женщина.
– Стало плохо? Разве вы нашли её уже в таком состоянии? – Ла-Киш мельком взглянул на девушку. – По телефону вы говорили об истерическом припадке.
– Нет, всё верно. Обморок – это только несколько последних минут, а примерно час тому назад она была страшно возбуждена. Я сперва подумала, что дело в бале – мы собирались сегодня ехать на бал.
– К кому?
– К Робенам.
– Ясно. Итак, ваша дочь была возбуждена?
– Да. Знаете, – мадам Брунс вздрогнула, словно сама необходимость описывать случившееся её пугала, – она вела себя необычно агрессивно. Вообще-то Элизабет добрая, мягкая девочка, она никогда не бывает излишне строга со слугами. Но сегодня она так бранила Кэтти…
Советница махнула рукой в сторону одной из горничных, и та, встретившись взглядом с сюретером, слегка присела.
– Был какой-то повод для выговора? – спросил Ла-Киш горничную.
– Я плохо прогрела щипцы для завивки, – пролепетала девушка, всё ещё невольно поглядывая на молодую хозяйку, над которой трудился доктор Герш.
– Настолько, что это привело мадемуазель в ярость? – уточнил сюретер.
– В том-то и дело, – вмешалась мадам Брунс. – Это же, в конце концов, мелочь, вопрос нескольких минут – отнести щипцы в кухню и нагреть заново. Мы начали собираться заранее и вовсе не спешили, поскольку времени было достаточно. Но Элизабет словно подменили, она разом потеряла всякий контроль над собой. Запустила в Кэтти теми самыми щипцами, перевернула поднос с косметикой, которой собиралась воспользоваться…
– Бросила в меня туфлей, – пожаловалась вторая горничная. Хозяйка чуть нахмурилась, но всё-таки кивнула, подтверждая сказанное служанкой:
– Да. В Люси запустила туфлей. Я попросила Элизабет успокоиться, но она лишь рассмеялась мне в лицо. Клянусь, у неё в этот момент был взгляд сумасшедшей! – на глазах хозяйки снова выступили слёзы. – Я испугалась, позвала слуг, и мы её скрутили, хотели уложить в постель. Тогда Элизабет начала биться в истерике и кричать, пускать пену изо рта. Это было ужасно… Я хотела позвонить сначала нашему семейному доктору, но тут вспомнила о том, что мне рассказывала Амелия. Испугалась ещё больше и позвонила вам. Вы велели усадить её в кресло, вот мы и усадили, а потом она потеряла сознание.
Элизабет Брунс застонала, приходя в себя.
– Пустой таз и тёплую воду для питья, быстро! – потребовал доктор Герш. Кэтти, оставив шкатулку с солями на столике, тут же выбежала из будуара.
– Мадам, – снова повернулся к советнице Ла-Киш, – ваша дочь должна была поехать на этот бал в новом платье?
– Как вы узнали? – глаза женщины широко распахнулись в изумлении.
– Где оно? – вместо ответа поинтересовался сюретер.
– Там, на постели, – указала советница на завешенную тяжёлыми гобеленами арку, ведущую в соседнее помещение.
– Вы позволите? – спросил Ла-Киш и, получив в ответ кивок, прошёл в спальню.
Платье действительно лежало на постели – выполненное из какой-то очень лёгкой, полупрозрачной ткани, оно походило на облако,
