Интересно, как она отреагирует на его появление, поверит ли человеку, которого не видела ни разу в жизни? Признает ли его слова?
Он застыл на пороге и не решался постучать в дверь. Неугомонное сердце рвалось к любимым рукам, тосковало по ласковым поцелуям в лоб, изнывало и бешено билось. За спиной скрежетала старая лампочка.
А что если Акико не захочет даже его выслушать? Прогонит, вызовет полицию, возненавидит?
Атсуши вздохнул и постучал в дверь. За ней, казалось, упало что-то тяжелое, послышался топот и шуршание бумаг. Провернулся замок и перед ним предстало мраморно — уставшее и заплаканное лицо Акико. Последний раз в таком безжизненном состоянии он видел её, когда Акико перевели в их класс.
— А вы кто? — отпрянула она, продолжая держаться за дверную ручку.
— Постой, не закрывай дверь. Пожалуйста, выслушай меня, — волнение прилило к лицу.
Акико, испугавшись, дёрнула дверь на себя. Атсуши успел подставить ботинок, чтобы она не закрылась.
— Уходите! Уходите немедленно! — кричала Акико.
— Я — Атсуши! Ито Атсуши! Слышишь?!
— Он умер! А вы шарлатан! — она боролась. Сухие глазные яблоки покраснели, губы потрескались, кожа на лице побледнела. Эти истеричные крики не принадлежали его Акико.
Человеческие души убивало горем. И меняло до неузнаваемости.
— Помнишь, как Атсуши спас тебя от приступа астмы?
Это общая тайна, которую они пронесли сквозь года.
Акико выпустила дверную ручку и еле удержалась на ногах. Замолчала. В остекленевших глазах сверкнул свет тусклой грушевидной лампочки.
— Помнишь, как играли с Нори, переслушивали концерт The Beatles? Помнишь первый поцелуй на мосту в Намбу?
Он смотрел в её глаза с надеждой. Ждал. Чувствовал, как трясутся руки и дёргается кадык. Но ответа не последовало. Лишь пустой взгляд прожигал в его груди дыру.
— Откуда…вам… знать об… этом? — заплаканно заикаясь, наконец, проговорила она.
— Я, Ито Атсуши, родился шестнадцатого мая тысяча девятьсот восемьдесят третьего года и умер — двадцать четвёртого декабря две тысячи восьмого. Позволь всё тебе рассказать, — он смущённо улыбнулся, как делал это всегда, когда находился с ней. И протянул руку.
Акико молча отступила назад, пригласив войти и Атсуши шагнул на порог квартиры.
В ней царила непривычная чистота: на полу не валялись листья, мешочки с крупами и разноцветные ленточки, шоколадные монетки и карандаши, смятая бумага; а также он не нашёл ни одного воскового пятна. Без этого комната выглядела неуютно. Холод пронизывал кости. Тоска, пропитавшая тёмное помещение, душила.
Они сели на полу на подушках. Акико предложила выпить чаю с мелиссой и зажгла арома-свечку с ванилью. Атсуши рассказал, как на него напали, как оставили умирать в лесу, и как очнулся в берлоге настоящего Оками в теле другого человека. О борьбе и второй чуть не наступившей смерти — умолчал. Во благо.
Акико слушала и выпила две чашки чая. Действие мелиссы успокоило, и она ожила, а дослушав рассказ, бросилась на его шею. Крепко прижалась:
— Я думала, больше никогда не увижу тебя, — её голос дрожал.
Неужели она, правда, поверила ему?
Атсуши бережно обнял любимую за талию и оставил невесомый поцелуй на бледно-розовой макушке. Скучал. Почти, что убивался. И, наконец, чувствовал тепло её рук и ненавязчивый запах вишни.
— Ты примешь меня… таким? — неуверенно спросил он и заглянул в её глаза.
— Для меня ты навсегда останешься Ито Атсуши, но я готова принять и Яно Мацуо, — впервые за вечер улыбнулась она. Атсуши готов признаться, что посреди ночи взошло солнце. В комнате словно посветлело. — К тому же он довольно привлекательный, — мило усмехнулась.
— То есть?
— Это не то, о чём ты подумал! Раз уж я смогла полюбить ужасно странного и загадочного Ито Атсуши, то Мацуо с душой Атсуши — запросто!
Так безрассудно и мило.
От её слов затрепетало где-то под рёбрами, словно рой молочных мотыльков вихрем вился в грудине и крылышками цеплялся за косточки. Разрослось ощущение вселенского счастья и воссоединения родственных душ.
Навряд ли, всё было так легко, как она говорила, но Атсуши слишком хорошо знал девушку и Акико не из тех, кто бросал слова на ветер. Он понимал, что Акико сейчас непросто, но готов был сделать всё, чтобы увидеть её радость. Прошептал заклинание, призвал магические — космически-фантомные — объятья и попросил окутать и защитить душу Акико.
— У меня, то есть… у Мацуо есть одна просьба, — прервал молчание он.
Акико вопросительно посмотрела на него.
— Он просит вернуться на Хоккайдо и забрать некоторые вещи. Продать дом. А мне нужны его документы, чтобы начать жить, — каждое слово давалось с большим трудом. Он всё ещё боялся, что Акико вот-вот отпустит его руки. — Ты готова?
На удивление, ответ не заставил себя долго ждать:
— Конечно!
Но почему она решилась пойти и на это? Ответ останется загадкой, затерявшейся в вечности. Атсуши бесконечно благодарен небесам за то, что подарили ему Акико, — девочку, рождённую под солнечными лучами и вишнёвым деревом, со звёздами вместо глаз, и душой, что не побоялась открыться и довериться магии.
Они переплели пальцы на руках, долго-долго молчали, вслушиваясь в чужое дыхание, и не заметили, как уснули в объятьях посередине комнаты.
На выходных навестили Ханако. За месяц бабушка постарела на десять лет. Услышав полную историю Атсуши, без умолку ругалась и даже ударила букетом сухой полыни. Расплакалась, обняла, ещё раз ударила, поцеловала в щёку. И приняла. Точно также, как и пятнадцать лет назад. Атсуши с Акико тоже растрогались. Потом все вместе пили валерьяну в мятном чае и проводили вечера за разговорами обо всём на свете.
Поднакопив денег, пара отправились в запланированное путешествие на Хоккайдо. Посетили кучу священных храмов и завязали ленточки на ветвях деревьев. Потерялись несколько раз на улицах незнакомых городов. И пересекли на пароме японское море. Нашли обветшалый дом Мацуо, похозяйничали и навели порядок. Восхитились его картинами, несколько оставили себе, а остальные решили отдать в картинные галереи. Случайно познакомились с Тануки, который дружил с Мацуо. Ему тоже рассказали, что произошло. Выпили рисового саке, попрощались. И выставили дом на продажу, сказав соседям, что Мацуо переезжает.
