этот пруд литров на сто, клянусь. Мест нет, — и в доказательство, что в ближайшее время мой организм не примет ничего сверх выпитого, похлопала себя по тугому, как барабан, животу.
Константин улыбнулся.
— Что такое рекорд?
— Наилучший результат в чём-либо.
— У нас не ведётся учёт достижений. Важные события заносятся в хронику. Есть ещё ежеквартальный вестник, но он, как книга, дорогой. Я не читаю — некогда, да и не найду внутри того, чего бы не знал, ведь именно моя семья творит историю Амираби. Зачем мне искажённый взгляд?
— Как ску-у-у-учно, — протянула я, — вот на Земле рекорды есть во всех областях, даже в жонглировании пилами.
— И для чего это нужно? — скептически произнёс он.
— Как говорится, жизнь — это подбор антидепрессантов, то есть нахождение источников радости во избежание кризиса бытия.
— Кризис бытия! — фыркнул Кольдт. — Если есть дело жизни, то не будет ни уныния, ни времени на жонглирование пилами. Мне не встречался ни один амирабиец с подобными занятиями.
— Это потому что у вас нет средств массовой информации! Разве что этот ваш вестник, но по сравнению с интернетом и телевидением он ничто.
— Чего-чего?
— Как бы это лучше… Представь зеркало, но необычное, а волшебное, через которое видишь всё: то, что было когда-то, а порой и то, что происходит в эту самую секунду, сейчас. В моём городе такие есть в каждой семье.
— Это магия?.. — нахмурив лоб, спросил он.
— Нет, на Земле нет магии. Её заменяет техника. Это предметы, которыми управляет человек, но работают они сами по себе. Только не от подзавода, как часы, а от потока энергии, создаваемой вращением катушки и магнитом… О, если бы я внимательно слушала учителя физики, то могла бы лучше объяснить!
— Да, это точно, потому что я ничего не понял, — признался Константин.
— Ничего, ты увидишь. До Амираби я и помыслить не могла о существовании магии. Так, читала в книжках, но думала, всё это плод воображения. Мочь то, что умеешь ты, — невероятно! — закончила я, глядя на его руки, красивые с виду и опасные на деле.
— Ты тоже кое-что можешь, — заметил он.
— А, ты о знаках… Узнала про них случайно и всё время забываю. Нет привычки к магии, — пожала плечами я.
Мы помолчали немного, размышляя каждый о своем. Мой взгляд упал на сбившихся в шерстяной холм верблюдов, и я указала на них подбородком.
— Они на Земле тоже есть, как и лошади, как и самые обыкновенные птицы. А вот фениксы, грифоны — невозможно…
Кольдт провёл пальцами по губам, собираясь с мыслями.
— Оба наших мира населены людьми. Без двух голов, шести рук или лишней пары ног, что, согласись, пришлось бы весьма кстати.
Я усмехнулась, а он продолжил:
— Отчего же фауне не быть общей?
— Логично, — согласилась я. — Оранти Шелли предположил, что тёмные, прокладывая ходы в другие миры, сеяли в них семена вашей цивилизации, включая языки, единицы измерения пространства и времени и многое-многое другое. Впоследствии наша планета нашла свой путь развития, вы же двигались по дороге магии.
— Услышав твою историю, я думаю так же, — кивнул он и добавил: — Знаешь, а ведь раньше магии было больше. После геноцида ноксильварцев, магов воды, воздуха даже в знатных семьях не все дети рождаются одарёнными. А что до зверей — единственный феникс в Пирополе, несколько десятков пегасов по всему Амираби, да грифонов — раз-два и обчёлся.
— С каждым днём войны их будет становиться меньше. Магия исчезнет.
Константин вскочил на ноги и во все глаза уставился на меня.
— Откуда ты?..
— Мне сказал феникс, там, в королевском зверинце, где вы чуть не поймали нас.
Я тоже поднялась и подошла к нему вплотную, чтобы поймать его взгляд и дать почувствовать, что не лгу.
— Константин, разве ты не видишь, не понимаешь, что вместе с кровью каждого убитого мага проливается и уходит в землю волшебство, душа вашего мира?
Пока я набиралась смелости, чтобы спросить, не пора ли остановить это, время вышло. Око коснулось черты, и Кольдт перевёл взор с моего лица на горизонт. Вид у него был встревоженный, но не нашей беседой, вернее — не только ей.
— Это не Исдар! — воскликнул он. — Их слишком много!
Он подскочил к верблюдам и принялся снимать мешки с артефактами, предназначенными в уплату за грифонью кровь. Я вгляделась в точку, куда минуту назад смотрел Константин, и увидела на фоне заходящего Ока тёмное пятно. Оно постепенно увеличивалось в размерах, подтверждая тем самым правоту моего спутника. Он говорил, мальдезерцев придёт пять-шесть, а в этом отряде их было в несколько раз больше.
— Кара, помоги! — окликнули сзади.
Было жутко наблюдать за приближением опасности. Оставить её без контроля было ещё страшнее. Сделав над собой усилие, я отвернулась и подбежала к Константину, который уже снимал с «кораблей пустыни» сёдла и уздечки.
— Что нужно делать?
— Прости, но тебе придётся понести артефакты, я возьму остальное. Верблюдам, по возможности, придадим первозданный вид. Если не разбредутся, пусть забирают себе. Рёв животных может нас выдать.
— А куда идти? — недоумевала я. — Кроме оазиса, прятаться негде, да и зачем? Разве ты боишься кочевников?
Кольдт перестал суетиться и посмотрел на меня. Его глаза нехорошо блеснули.
— Какая кровожадная, — с издёвкой произнёс он, — а ведь только что провозглашала идеи пацифизма!
Щёки полыхнули от стыда. В самом деле, неужто я хотела, чтобы он избавился от людей, которых я даже не знала, в свойственной ему манере? Я, которая только что вещала об уродстве войны?
— Эй, не надо, — вдруг сказал он мягко, будто перед ним стояла расстроенная Сэм. — Мне плевать на них, знаешь? Соберутся дружно сдохнуть — буду только рад. Но Исдар, хоть и поддерживает контакты с выходцами из королевств, всё же мальдезерец. Боюсь, расправы над соплеменниками он не одобрит, и придётся искать другой вариант. Давай, соберись, надо уходить. Ещё пара минут, и будет поздно.
Его слова, жестокие по сути, не должны были меня утешить, но почему-то стало легче. Должно быть, от проникновенного тона, каким те были сказаны, от прикосновения тёплой ладони к моей руке. Я подхватила сумки с артефактами. Константин закинул за спину мой ранец, а на плечи водрузил снятые с верблюдов сёдла. Нельзя было ничего оставлять.
Мы ушли недалеко, метров на четыреста от оазиса, к оранжево-коричневым скалам, изрытым горизонтальными бороздами, похожими на слои знаменитого советского торта «Медовик». На мой взгляд, укрытие было не слишком надёжным, но иначе считал Константин.
— Там есть пещера, однажды я спасся в ней от песчаной бури. Переждём внутри.
— А
