нож, встречный ветер резал глаза, верх и низ то и дело менялись местами. Юга орал что-то бессмысленно-восторженное, и как он держался, пастух сообразить не мог.
Закончилась дикая скачка-полет так же внезапно, как и началась. Дорога сначала сбилась, пошла медленнее, а затем вытянулась и улеглась. Замерла. Будто вновь заснула.
Выпь поднял голову, всматриваясь, вслушиваясь всем телом. Сообразил разжать слепившиеся на рукоятке ножа пальцы.
А Юга все смеялся.
— Что? — хрипло окликнул его Выпь. Поднялся, упал, снова встал, кое-как добрался до Третьего, блаженно валяющегося на спине. Требовательно встряхнул. — Да что с тобой?
— Ох, Выпь, я все думаю, или ты особо везучий, или я безумно притягательный, или вместе мы так срабатываем, что мимо нас ни одна чуда не проходит. Что там, что здесь, — и вновь захлебнулся смехом, откидываясь на спину и закрывая лицо ладонями.
Ногти у него оказались изрядно сорваны, одежда подрана. Видно, держался как мог, да и руки-ветки постарались. Выпь удачливее оказался.
Самих цепких тварей не было видно, словно вовсе сгинули.
— Эй, хватит. Пошли. Неизвестно, куда нас вообще затащило… — ухватил спутника за плечо, сволок с дороги — теперь теплой, мягкой, словно падаль под светлым Пологом.
Юга послушался, только задержался, чтобы выдернуть из скованных посмертной судорогой бледных ручек цепь.
***
— Как думаешь, какой он из себя, Хом Кинтары этот? — вдруг спросил Юга.
— Не знаю. Имя красивое.
— Я надеюсь, там тепло, много воды и люди говорят по-нашему, иначе тяжко будет приспособиться…
— Ты будешь скучать по Сиаль?
Облюдок строптиво фыркнул, оскалил зубы.
— С чего бы? Мы друг о друге и вспоминать забудем, не то что скучать.
— А я буду.
— Ну и дурак. Глупо томиться по прошлому, надо жить настоящим.
Выпь упрямо нагнул голову.
— Но прошлое — оно же как бы продолжается в настоящем? Тогда, выходит, надо забыть самого себя…
— Вы-ы-ыпь, тебе голову напекло, да?
— Нет, — Выпь нахмурился, — но я отдаю должное миру, где родился и вырос. Без него меня бы не было.
— Тебя бы не было без тех причиндалов, на обслуживании которых я подвизался!
Выпь не ответил.
Облюдок же, вымолчав немного, с сердцем произнес:
— Мы опять ругаемся.
— Ага.
— Ладно, скоро уже выйдем…
— И тогда ругаться не будем?
Хотел пошутить, но Юга лишь глянул искоса — без злобы, с неприемлемой тоской — и вовсе отвернулся.
***
— Темнеет, — сказал Выпь с удивлением.
Слепящий шар исчез, наверху сделалось смурно.
Юга раздраженно вздохнул.
— Ну, вообще замечательно. Если нас темнотой закроет, как мы корабеллу увидим?
— И огня нет.
— Ты это нарочно, да?
Выпь счел за благо смолкнуть. Так и шли, покуда видна была дорога. И потом еще немного. И еще чуть.
А затем объяла тьма, да такая глубокая, такая настоящая, что Выпь невольно коснулся лица, убедиться, что сам он — здесь.
— Все, дальше только на ощупь, — обреченно вздохнул Юга, закинул голову — да так и застыл, позабыв закрыть рот.
— Что? — Выпь тоже глянул наверх и тоже омер. — Что это?
Юга лишь растерянно сглотнул. Слова закончились, или не было слов для подобного…
Словно глядело сверху неизмеримое множество глаз особых. Ярчайших, светлейших, нежнейших, неистощимого света и… И горело крупным больным огнем бледное блестящее око.
— Красиво как…
— Ага.
Смотрели так долго, надышаться не могли. Дивились — каждый сам про себя. Юга, беспокойный и до новых впечатлений жадный, ладонью огладил мягкую здешнюю землю.
— Ай, чудно, будто трава, а мягкая и мокрая какая-то. И… ломается с кровью… Дух приятный.
Даже земля здесь была другая. Податливая, остро пахнущая. Веко оказалось пропитано звуками и запахами: незнакомыми, тревожными. Когда взобрались на очередной взгорок — застыли оба.
— Корабелла, — хрипло опознал Юга.
— Она самая, — подтвердил Выпь, разглядывая затаившуюся в расселине между холмами дивницу.
Она стояла черная, почти не видная, словно из черного железа выкованная. Никто из них допрежде корабелл не видел.
Но оба признали ее сразу же.
— Как я узнаю? — упрямо переспросил Выпь у рыжего маркировщика.
— Что узнаешь?
— Как пойму, что передо мной именно она? Корабелла?
Гаер рассмеялся, откинув яркую хитрую голову. Будто Второй что до смешного нелепое молвил.
— Узнаешь и поймешь сразу, поверь. Глазами не поймаешь, так сердцем, кишками разберешься. Так всегда бывает, не ты первый…
Я не Первый, мысленно согласился Выпь и больше ни о чем его не спрашивал.
И только теперь, наблюдая сквозь прозрачную черноту корабеллу, понял Гаера.
— Идем, хорош зенки пялить, — встряхнулся Юга, сбрасывая оцепенение.
Выпь молча последовал за ним, про себя дивясь неказистой охране. Вроде как и не было ее, хотя рыжий предупреждал, что с ними человек будет, хороший, но «не капитан».
Что подразумевал под этой характеристикой Гаер, Второй так до конца и не разобрал.
Вблизи корабелла показалась пастуху еще красивее. Матовая, гладкая ладья, дышащая ровной уютной прохладой. По бокам, ближе к носу, были приспособлены чудные плоские крылья, еще одни держались на самом хвосте, а ровно посередине палубы вздымался сплошной плоский гребень.
Когда Выпь робко коснулся пальцами бока корабеллы, гребень вдруг из черного сделался киноварным.
— А-а, гости наши, ебврт, — хрипло приветствовали их сверху. Парни задрали головы, и по самые глаза заросший мужик, перегнувшись через борт, осклабился им навстречу. — Мы уж заждались. Карабкайтесь, отходить будем.
Взбираться на корабеллу, как оказалась, следовало прямиком через боковое крыло — встретивший их незнакомец обозвал эти придатки «рулями высоты». Юга скакнул на них первый. Подпрыгнул, легко подтянулся на руках и, припав на колено, уже протягивал Выпь руку.
А дальше махнули через борт и оказались на узкой, пустой палубе, чуть подсвеченной срединным тонким гребнем.
Мужик окинул их быстрым, но цепким взглядом, сплюнул за борт. Было в нем росту порядочно и весу, как в зрелом кармине.
— Меня зовите Эльриком, а на ваши кликухи мне срать с перехлестом. Валите под арфу и чтобы по палубе не шатались. Лут до новичков жадный, я из-за вашего дерьмячьего любопытства в жопе какой-нибудь застрять не хочу.
— Да ты там живешь, судя по всему, — огрызнулся Юга, прежде чем Второй сообразил его уволочь.
Эльрик хмыкнул, нехорошо сверкнул глазами, но на выпад не ответил. Видимо, получил на их счет от Гаера какие-то немудрящие наставления.
Парни устроились прямо под спинным гребнем, так называемой «арфой». Спать хотелось невыносимо, голова казалось тяжелой, словно овдо. Юга взялся разбирать измочаленные волосы. С шипением раздирал пряди.
— Помочь? — подавив зевок, спросил пастух.
— Помоги, — нехотя согласился Юга, вручая покоцанный гребешок Выпь.
Сам пристроился у него в ногах, удерживая спину прямо.
Выпь отложил гребень. Осторожно вдел в пряди пальцы, потянул, разделяя.
