сложенный лист бумаги и положила его на стол.
– Здесь только его имя, – предупредила она. – Узнать, кто он такой, вам будет нелегко. Он много лет назад явился ко мне с угрозами. А если это не их рук дело…
Тишина. Старик делал над собой усилие, чтобы не схватить эту бумагу. Пользуясь молчанием, Роза встала, собираясь уходить, и сказала, кто бы ни был убийцей вашей дочери, вы мне позволите попросить у вас прощения?
4
Он мучился целый год, борясь с желанием донести на Апеллеса Ширгу в полицию. Нанял пару частных детективов и, не раскрывая своих намерений, поручил им разыскать Ширгу. Так непомерно было его желание самолично умерить боль своей жены и дочери, что он поборол искушение и принялся охотиться на него в одиночку, безукоризненно соблюдая дисциплину, которую, казалось, был уже не способен заново обрести, на столько лет все забросив. Он несколько месяцев тренировался в тренажерном зале, чтобы вернуть себе былую силу, раз у него теперь появился в жизни смысл. И достал с дальней полки в шкафу завернутую в грязную тряпку «црвену-заставу» модели 1966 года, купленную столько лет назад, когда он еще воображал, что полиция сделает за него все необходимое и ему останется только прикончить убийцу на суде; он каждую неделю с почти молитвенной осторожностью чистил пистолет, в точном соответствии с инструкциями продавца из оружейного магазина. Ему удалось осторожно подобраться к Ширгу так близко, что казалось, преступник мог бы почувствовать, как он дышит ему в затылок. Выбрал день, показавшийся ему наиболее удачным, и предал свою душу богам отмщения, даже не подозревая, что лучшие в мире планы всегда в чем-то проваливаются, а удачей увенчиваются экспромты. Удостоверившись, что машина, перепутать которую он не мог ни с какой другой, приближается к находящемуся на отшибе, там, где кончается шоссе Аррабассада, повороту, как будто нарочно задуманному для подобных преднамеренных убийств, он нажал на кнопку светофора, дающего дорогу пешеходам. Он уверенно подошел к автомобилю, не сомневаясь, что в темноте трудно будет разглядеть, что в таком возрасте мало кто регулирует дорожное движение, и водитель опустил левое боковое стекло.
– Ключи от машины.
– Что вы сказали, офицер?
Полицейский прицелился в шофера настолько убедительно, что тот протянул ему ключи, и регулировщик их забрал.
– Двинешься с места, убью.
– Что происходит, офицер? – подал голос с заднего сиденья недовольный заминкой Ж. Г., не разглядевший, в чем дело.
Постовой заглянул в салон и застрелил Ж. Г., а когда его спутница принялась кричать, одним выстрелом покончил и с ней. Потом вернулся к делу и сказал водителю, вот твой единственный шанс на спасение: скажи мне, где прячется Карлес Сантига, мне доподлинно известно, что ты его разыскал.
– Я не знаю, о чем идет речь. – Водитель оглянулся на сидящих на заднем сиденье пассажиров. – Ради всего святого, что ты здесь устроил? – в ужасе проговорил он.
– Кто из вас ее убил?
– Кого? Ты, вообще, о чем?
– Даю тебе десять секунд. Кто ее убил?
Тишина. Шофер побледнел и начал обливаться потом.
– Карлес. Он не нарочно.
– Смотри-ка, нечаянно. А где он сейчас, этот Карлес?
– На Мартинике.
– Что же ты не потребовал у него причитавшиеся тебе деньги, раз знаешь, где он живет?
– Он живет в Ле-Воклене[63].
– Чудненько. Что ж ты за деньгами к нему не наведался?
– Значит, и тебе он тоже?..
– Подонок. – Он приставил дуло к глазу водителя.
– Ладно-ладно, не кипятись. Я недавно об этом узнал. И денег этих мне уже не нужно. Мне хотелось бы все забыть.
– Забыть он все хочет, подонок. Это я не в силах ничего забыть.
– Не вини меня. Я изменился; я стал другим человеком; я раскаиваюсь… А кто ты, собственно, такой?
Вместо ответа регулировщик, слишком пожилой для того, чтобы стоять на посту, выстрелил ему в глаз. И, пару мгновений поразмыслив, разрядил всю оставшуюся обойму в трупы на заднем сиденье: ему нужно было еще несколько дней пожить на свободе, чтобы съездить на Мартинику, так что полицию необходимо было сбить со следа. Он бросил ключи от машины возле дороги и, услышав, что неподалеку лает пес, скрылся во тьме, делая над собой усилие, чтобы не оглянуться. Я уже в пути, Мириам и Адела. Не волнуйтесь, скоро все кончится.
Никаких затруднений при выезде за границу у него не возникло, потому что никто никоим образом не мог его связать с магнатом Ж. Г. Полиция еще рассматривала в микроскоп все детали прошлого покойного филантропа, пытаясь найти в нем мотивы для мести. Они изучали и прошлое Нины Алтет; и, насколько ему было известно, пока ничем больше не интересовались; но найти ничего не могли. А еще потому, что никому не было дела до того, чем занимается в полном одиночестве человек, наполовину обезумевший так много лет назад. Так что торопиться было некуда. Из соображений безопасности ему пришлось путешествовать безоружным, и он заставил себя надеяться, что Бог, в которого он уже не верил, пошлет ему помощь, как послал ее Аврааму на вершине горы Мориа. Мартиника – маленький остров. А Ле-Воклен и того меньше[64].
В день, когда он его обнаружил, на второй день после приезда, он некоторое время ходил за ним, наблюдая, как тот делает покупки и возвращается в бедный домик у моря. Когда он принялся готовить себе обед, Парес вежливо постучался в дверь и уже на пороге спросил, месье Шарль Сантино?
– Oui?[65]
– Ваше настоящее имя – Карлес Сантига?
– Как вы сказали?
– От имени моей дочери; и ее матери; и вашей супруги. И вашего мерзкого сообщника. И тех несчастных, которые ехали с ним в машине и ни в чем не повинны.
И, прежде чем тот успел отреагировать, всадил в него хорошо заточенный ножик, который ему продали в Belle Lune[66] в день приезда. И на всякий случай, для пущей внятности, добавил, и от моего имени тоже.
Он сел, внезапно скованный накопившейся в его теле за всю жизнь усталостью, в домишке на другом конце земли, где гадкий незнакомец бился в судорогах на полу, у самых его ног. И попытался улыбнуться, но вышла жалкая гримаса; он так давно не улыбался, что позабыл, как это делается. Жертва перестала корчиться, и, успокоившись, он закрыл глаза в ожидании того, что кто-нибудь придет его арестовать. Он знал: что бы ни случилось, в эту ночь он впервые за много лет будет спать спокойно. Мириам, Адела, покойтесь с миром: дело сделано.
Просидев возле трупа несколько часов, он
