Эмилия.
— Ты помнишь то время, когда я жил в подвале? — громко спрашиваю я. — И мы там проводили дни и ночи напролет, Эмилия? Помнишь то время, когда мы играли в индейцев, и я всегда связывал тебя?
Ты смотришь на моего отца большими неуверенными глазами, ища помощи, и я чувствую, как он толкает меня плечом.
— Или тогда, когда умерла бабушка, на похоронах! И мы сидели под тем деревом и горевали. — Ты закрываешь глаза. Папа заметно напрягается, и я знаю, что он сейчас врежет мне. Незаметно.
Я не знаю тебя такой, Эмилия. Потому что, когда ты снова открываешь глаза, в них искрится злоба. Ты была разной, но никогда не была злой.
— А помнишь, Мейсон, в тот летний отпуск, когда я застала тебя с твоей маленькой шлюхой под пристанью у моря? Это было слегка отвратительно. — Совершенно сухо ты смотришь на меня, Эмилия. Никакого выражения на лице. Никаких эмоций. Этим ты выводишь меня из себя.
— А помнишь, как ты напилась и сидела на рельсах, желая умереть, Эмилия? — грубо спрашиваю я, и мама поднимает брови вверх.
— Из этого видно, насколько ты недалекий, — надменно отвечаешь ты. — Я сидела на заброшенном вокзале, где поезда больше не ходят, и просто хотела посмотреть на звезды. Вот что вы делают люди, когда пьяны.
— Да, — говорит Сет возле тебя. Он оценивающе сверлит меня взглядом. — У вас было насыщенное прошлое.
— Если бы ты знал, — отвечаю я.
— Мейсон, — угрожающе гремит папин голос. — Принеси матери стакан воды.
Я замираю и смотрю на маму, которая растерянно смотрит то на него, то на меня.
— Да, Мейсон. Принеси мне стакан воды. А еще лучше — захвати из подвала бутылку.
— Конечно! — говорю я. — Еще что-нибудь?
— Ну, раз уж ты спрашиваешь, я буду мартини с зелеными оливками, Мейсон. Спасибо! — а теперь ты обращаешься к своему придурку. — Ты будешь что-то, детка?
— Я буду пиво, если оно у вас есть, бро. — Почему он так подчеркивает слово «бро», Эмилия? Это моя прерогатива. Ты действительно связалась с Мейсоном 2.0, ты это понимаешь? Я что, Райли в этой истории?
Как чертова горничная, я иду за их дерьмовыми напитками, при этом матерюсь про себя. Бл*дь, Эмилия. Все это идет не по плану. Интересно, куда исчезла та маленькая застенчивая девочка, которая даже не осмеливалась сказать мне, что ненавидит удары по заднице, потому что это слишком напоминает ей ее отца. Да, Эмилия, я не только отслеживал тебя, но и читал твое досье. Его, кстати, тоже. Теперь я все знаю. Все те сообщения о нарушениях, все те разы, когда ты была в больнице. Все те случаи, когда он избивал твою маму до синяков, а она утверждала, что упала. И да, я чувствую себя немного дерьмово из-за всего того, что делал с тобой, но ты никогда не жаловалась. На самом деле это было так, как будто ты сама этого хотела. Иначе я бы этого не сделал, Эмилия.
Теперь я знаю все о твоей подруге Бриджит. И я знаю все о новой жизни Райли. У него нет девушки, потому что он все еще ждет тебя, Эмилия. Будем ли мы оба обречены ждать тебя до конца своей жизни?
Я знаю, у какого итальянца ты заказываешь свою пиццу, и даже то, какую начинку туда кладешь. Этому я научился у папы, из его черной записной книжки. На самом деле я закончил учебу и начал работать в ФБР только для того, чтобы у меня был доступ ко всему, что мне нужно, чтобы вернуть тебя.
После того, как я все собрал в своем старом подвале, снова поднимаюсь наверх. Моя мебель все еще стоит так же, как я ее оставил. Только кухня используется мамой в качестве места для хранения своих припасов. Я не хотел, чтобы они все перестраивали, Эмилия. Это был наш подвал, и, веришь или нет, он что-то для меня значит. Даже если я больше не могу там жить, потому что ты повсюду.
Я иду на кухню и наблюдаю, как вы играете в счастливую семью, Эмилия. Я знаю, что у тебя ее никогда не было, поэтому ты забрала мою. Я не против, но не с этим ублюдком, Эмилия. Мне это не нравится. Вообще нет.
Я готовлю твой мартини, нанизываю оливки на шпажку. Задумываюсь плюнуть или нассать в его пиво, но не делаю этого.
Когда ты встаешь и направляешься в сторону туалета, держа в руке свой звенящий телефон, я незаметно смотрю краем глаза, не наблюдает ли за мной кто-нибудь. Конечно, как могло быть иначе, папа сверлит меня своим знаменитым взглядом. Он предостерегающе качает головой, но я только усмехаюсь и следую за тобой. Я все еще слышу, как он ругается, но уже схватил тебя за руку, когда ты как раз собиралась войти в ванную, и затащил в комнату. Это самый приятный звук в мире, когда я закрываю за тобой дверь и запираю ее.
— Теперь ты принадлежишь мне, детка.
26. Скажи это, Эмилия
Эмилия
Черт возьми, Мейсон!
Я уже собираюсь ответить на звонок, когда ты хватаешь меня за руку. Я сразу же это чувствую. Только ты так прикасаешься ко мне. Ты затаскиваешь меня в ванную, прижимаешь к двери и закрываешь ее на ключ, после чего бросаешь на меня испепеляющий взгляд.
— Теперь ты моя, детка.
С этими словами ты одной рукой выхватываешь у меня все еще звонящий телефон и смотришь на дисплей, а другой прислоняешься к двери, прямо рядом с моей головой. По глупости я смотрю на твои губы, ведь они так близко после стольких лет.
Твой взгляд скользит с телефона на меня, и я быстро смотрю тебе в глаза. Ты поднимаешь одну бровь.
— Итак, ДИЛФ Дэниелс? Мне стоит ответить, Эмилия? Что это вообще значит? ДИЛФ?
Я прищуриваюсь.
— Не смей, Мейсон, — шиплю я и тянусь за телефоном. Ты хватаешь его и прижимаешь к двери, ухмыляясь, как сам дьявол, нажимаешь на зеленую кнопку и отвечаешь на звонок растянутым:
— Прииивееет?
Черт.
Я не слышу, что он говорит, но ты наклоняешь ко мне голову.
— Нет, Эмилия больше никогда не придет на твои сеансы терапии. Да, это Мейсон. Да, тот самый. Она сейчас не расположена, извини. — Теперь ты смеешься. — Я ответил на звонок, потому что она сейчас лежит подо мной в наручниках, и я облизываю ее сиськи.
— Нет! — кричу я на заднем плане. — Это неправда, Уилл! Я
