- Я тебя убью,- прохрипел я. Весь мой чертов мир сейчас летел под хвост адским псам. Все, что я строил, оказалось ненужным и бессмысленным.
- Ну уж. Разве можно такое говорить человеку, который тебя из овоща сделал человеком? Ой, что-то ты побледнела, доча. Наверное гемоглобин упал. Атмосферное давление сегодня низкое и на солнце вспышки,- хохотнул Арни, но в его глазах, нацеленных на Конопатую не было и тени улыбки. – Так я продолжаю? Или будем дальше реверансы разводить? Жена моя, Любонька, пожалела тебя болезного, Гера. Да и ребенок у нас не получался долго, вот и стала таскаться она с подкидышем по докторам, тратя нереализованны материнский инстинкт. Может поэтому у нее на Марка его не хватило. Черт знает. А может потому, что ты на нее был похож, как родной. И все доктора как один, руки разводили. Здоров мол, почему не говорит непонятно. Пока, совсем случайно, не набрела баба на дядьку профессора, полу научного придурка, который едва тебя увидел, Гера, и впал в катарсис от счастья. Ухватился, как за кусок мяса голодная овчарка. И вот поведал он уже мне, за деньги немалые, весьма интересные вещи. Оказывается мозг трехлетнего малыша постоянно подвергался воздействию некой силы. По-русски говоря программировался, но очень неумелым психологом, явно самоучкой. Это и стало причиной задержек в развитии. Начал он тебя лечить. И через полгода ты заговорил, только вот забыл все, что было до лечения. Профессор сказал, что код вернется, когда ты, дружочек. Достигнешь определенного возраста. Но нужен тебе будет какой – то взрыв. И тут я вспомнил про кассету, которую даже посмотреть не удосужился. Пока ясно все? Так вот, я кассету то включил, когда домой пришел, а там рябь сплошная, да проблески каких – то картинок. Вернулся я, значит, к профессору. Знаете, что такое двадцать пятый кадр. Вот, папаша твой, Герман, продвинутым был, сука. То, что сейчас у вас на флешке – оцифрованная запись того видео. И ты ведь прочел код. А сынок?
- Не называй меня так, Арнольд,- ухмыльнулся я, чувствуя, что папуля теряет контроль над ситуацией. - Знаешь, что интересно, что даже сейчас ты врешь? Ты нас с Грушей столкнул не просто так. Она вторая часть ключа, так ведь? Была еще одна кассета. И осталась она у матери кукушки. И узнал ты об этом случайно, так ведь?
- Мультики. Я постоянно смотрела мультфильм, повторяющийся непрерывно. Мама говорила, что он поможет мне стать счастливой.
Господи, моя девочка еле стоит на ногах. Жалость и страх я чувствовал. Мы сотворили нечто противоестественное. То, что невозможно исправить, и без чего уже не имеет смысла жить. А ребенок в ее утробе, без вины виноватый, и запретный.
- Мы не смогли прочесть код,- выплюнул я, сжав кулаки.- Видим только идиотские картинки. Да и зачем тебе сокровища, к гробу то не пришьешь карман.
- Врешь, — Арнольд больше не был похож на доброго дедушку. Подскочил к Груше и дернул ее на себя, так резко, что я даже среагировать не успел. Она безвольно повисла в руках безумца.- Ты расшифровал код. Те цифры, что вы с этой дурой бормотали.
- Так у нас был крот, или ворона? Что же твоя нукерша их не записала или не запомнила? Хорошо ты бабу нам подсадил на хвост. Кто она? Твоя любовница? И Огурца эта дрянь увела, вам открыла дверь. Все как по нотам разыграли. Браво. Отпусти Грушу, и я назову тебе шифр. Но только после того, как она уйдет.
Я блефовал. Нас не отпустят, это ясно на все сто процентов. Арнольд кто угодно, но совсем не дурак. И то, что нам подписан приговор мне ясно как божий день, так же как и замершей от страха Аграфене. Черное пистолетное дуло так неестественно смотрелось возле трогательного белокурого завитка на ее виске.
- Она уйдет, а ты получишь желаемое, — твердо сказал я.
- Я без тебя никуда не пойду,- упрямица выставила вперед подбородок.
- Черт, сейчас не время играть в благородство и преданность, — мой рык прозвучал слишком грубо, и я сейчас себя ненавидел, — ты мне не нужна. Ты еще не поняла, что мы с тобой не можем быть вместе. Проваливай ко всем чертям, одни проблемы от вас с бабкой твоей. Мы с тобой никто друг другу, даже невзирая на общую кровь. Ты у меня украла детство. Так что в расчете, детка. Свобода – мой тебе подарок. Знать тебя не желаю. А знаешь, папуля, я передумал. Девка уйдет и ее бабка. А мы с тобой денежки поделим. Согласен на двадцать процентов от отцова клада. Из этой дуры больше не выжать ничего. Я записал ее часть кода, когда девка в отрубе была. Так что, думаю сделка выгодная.
-Герман, — простонала моя любимая киска,- что ты говоришь?
- Я не умею любить, Груша. А тем более, дорогая сестричка, баб, которые мою жизнь разрушили до основания. Да и как родственница ты мне не интересна и не нужна. Все, что я хотел, я получил.
Как я себя ненавидел сейчас. Смотрел на прозрачную слезинку, стекающую по любимой щечке, и был готов сдохнуть. Но так у меня был хотя бы призрачный шанс вывести эту дурынду из-под удара. И я им не мог не воспользоваться.
- Ай, молодца. Все таки ты взял от меня самое все лучшее. Только вот закавыка. Девка то черт с ней, отпущу, пусть валит на все четыре стороны. В конце - концов, я ж не зверь оборзевший. Но сначала ты мне скажешь первую часть кода. А насчет бабки я не уверен, что она уйти сможет. Резвая старушка, чуть угомонили. Она Марку вроде нос сломала. Ногой, представляешь? Шаолинь кудлатый, блин.
Я не слушал Арнольда. Смотрел на мою девочку. Из нее будто ушла вся жизнь. Отвернулся, чтобы не видеть боли в охряных озерах, уговаривая себя, что делаю все правильно.
- Лучше бы вы меня убили,- пролепетала моя любимая киска, раздирая мою реальность в кровавые лоскуты.
Глава 27
Аграфена
Самую сильную боль причиняет не враг, а тот, кто обещал всегда быть рядом, но не сдержал своего слова.
Я уходила не оглядываясь. Чувствовала спиной взгляд Германа – презрительный и прожигающий до позвоночника, ледяной ненавистью.
- Я скажу цифры, только тогда, когда убежусь, что бабка и девка ушли,- прозвучал любимый голос.- Мне нужны гарантии.
- Я сама разберусь с нашими жизнями. Мне твое благородство ни к чему,- не повернув головы выплюнула я.
Ба лежала в холле, и у меня зашлось сердце. Всегда считала ее стойким солдатиком, но сейчас она выглядела маленькой и беспомощной сломанной игрушкой, раскинувшейся на полу. Над ней стоял чертов Гадик, смотрел на меня и глумливо ухмылялся. Переносица у придурка была разбита и нос из – за этого выглядел, как клоунский – красный и распухший. Видать Ба не промахнулась.
- Ну что, детка, покатаемся? Папуля велел отвезти вас куда подальше и выбросить, как дворовых псин. Но я думаю, что мы с тобой развлечемся, раз мой братец вот так легко от тебя отказался.
- Чего тебе не хватило в прошлый раз наших развлечений? – приподняла бровь, борясь с, раздирающими глаза, слезами. Но показывать свою боль этому шакалу велика честь.- Что, Гадик, ты вспоминаешь с таким удовольствием? Полную задницу гвоздей, или то, как тебя жахнуло током? Верь мне, я могу устроить тебе такой парк аттракционов, что ты забудешь о других видах удовольствий. Желаешь попробовать?
