это значит? – напрягся Подерягин.
– Я хорошо знал твоего отца…– начал, опустив глаза Тарас Павлович.– Сначала заочно, по материалам дела, а потом и лично, когда город и район оказался в фашистских лапах…
Быстрым и спокойным тоном майор НКВД поведал Петру об их с его отцом знакомстве, о том, как он согласился стать их добровольным помощником, как они пустели под откос первый эшелон с итальянцами, как дед Федька укрывал их от кума Петра, ставшего бургомистром, как попал тот на казнь учительницы Сатиной, как сам погиб, так и не выдав никого из подполья…
– Нам удалось задержать коменданта Бааде, в тот момент, когда тот пробовал сбежать из города, едва начался штурм. Перед расстрелом он признался в убийстве тех, кого расстрелял перед приближением советских войск. Среди них был Федор Алексеевич. Наши активисты отправились к месту захоронения, но трупа вашего отца не обнаружили…По-видимому, за ним приехал кто-то из ваших родственников,– голос Говорова звучал, как будто через плотную вату.
Батя…Отец…Сварливый дед Федька…Подумал Петр, тщательно пытаясь не показать катившихся по небритым щекам слез. За что? Господи, господи за что ты меня так наказываешь?
– Петр Федорович! Вы меня слышите?– туман рассеялся. Перед глазами Подерягина снова сидел лысый особист.
– Слышу!
– Я говорю, что, скорее всего тело для захоронения забрали родственники!
Родственники…Акуля…Акулина…
– Слышите?
– Да-да…
Как она там? С двумя детьми?
– Петр Федорович…
– Мне надо бежать!– Подерягин вскочил со стула и бросился к двери, столкнулся в ней с Перховичем, но не заметил этого, побежав по длинному коридору к выходу.
Акуля…Акулинка…Шурочка…Коля…Имена жены и детей бились в висках в такт бешеным ударам сердца. Бежать! Помочь! Проведать…
На улице он огляделся. Водитель командира дивизии открыл капот и ковырялся под ним, что-то негромко напевая себе под нос. Быстрее…
– Степан!– окликнул Петр его.
– О, Подерягин! За наградой в штаб?– ухмыльнулся шофер, завидуя своему более удачливому товарищу, который и страшный штурм пережил и сумел отличиться так, что в дивизонной газете про него написали.
– Поехали!
– Куда? С ума, что ли сошел?– возмутился водитель.– Слава в мозги ударила?
– Поехали, я тебе сказал!– пистолет из поясной кобуры почти мгновенно оказался в руках Петра.
– Ты что сбрендил?! Куда я поеду?– испугался шофер.– Мне командира везти через час.
– Тут недалеко!– Подерягин взвел курок, уставившись бессмысленным взглядом в солдата, испуганно сжавшегося возле капота.
– Постой! Хорошо…Сейчас поедим,– поняв, что переубедить сумасшедшего вряд ли удастся, а помощи пока не видать, Степан согласился.– Только не стреляй!
Он закрыл капот и уселся за руль. Рядом, держа его на прицеле, устроился Петр.
– Подерягин, ты понимаешь, что это трибунал?– уточнил водитель, заводя двигатель.
– Давай, трогай!– подтолкнул его в бок Петр дулом пистолета.– Быстрей вернемся…
В голове билась лишь одна беспокойная мысль, что ему просто необходимо проведать семью. Машина двинулась вперед, оставляя в рыхлом подтаявшем снегу глубокие борозды от своего следа.
– Вы же его не накажете за это…происшествие?– спросил Говоров Перховича, наблюдая за Петром и его всеми передвижениями из окна штаба.– Человек потерял друга, потом отца, естественно, что ему хочется проведать оставшихся родных…
Франц Иосифович тяжело вздохнул и отошел к столу, где достал из-под стола початую бутылку самогона. Набулькал себе почти половину стакана и залпом выпил, даже не поморщившись.
– Я все равно думал отпустить его на сутки домой, когда он с этой войной увидит еще жену?
– Вот и хорошо…Вы хороший комдив, товарищ полковник.
– Только майор Тополь…– начал с сомнением командир дивизии.
– С вашим особистом я сам поговорю!– коротко отрезал Говоров.– Думаю, он будет не против…
– Ну, если так…Будете, товарищ майор?– предложил выпить бывшему партизану полковник.
– Мне надо идти! Город наполнен немцами и их пособниками, чем раньше я начну вычищать эти конюшни, тем быстрее мирные жители вернутся к обычной жизни…
28
Всю дорогу ехали молча. Водитель напряженно крутил баранку. Изредка посматривая на выставленный напоказ револьвер Подерягина, упертый ему куда-то в бок, а сам Петр был не настроен на лирическую беседу. Все его мысли были там…в его родной деревне, где осталась один на один со всеми бытовыми проблемами его красавица-жена и двое детей.
Отец…Отец…Думал Петр, прикусив нижнюю губу. Как же ты так умудрился подставиться, сколько пришлось вытерпеть тебе из-за своего дворянского происхождения? Сколько допросов ты пережил? Ты умудрялся находить выход из любой. Даже самой сложной ситуации, на всю деревню славясь своей рассудительностью и спокойствием.
Руки слегка задрожали. Шофер с беспокойством посмотрел на Петра, смотрящего как-то отстраненно.
– Куда теперь?– спросил он, поворачивая возле бывшей конторы бургомистра в одну из небольших улочек, подальше от Погореловки.
– Вниз!– коротко бросил Петр, будто бы очнувшись.
Машина взревела мотором, огибая глубокие рытвины и широкие воронки от авиационных бомб. Штурмовая авиация сразу же поддержала наступление на город, как только стало понятно, что из этой авантюры может что-то выгореть.
Съехали вниз, на лужок, чуть не застряв в подтаявшей промоине.
– Дальше не поеду, хоть убивай!– буркнул недовольно шофер, отворачиваясь в сторону. А ну, как и правда, выстрелит? – Дальше хляби такие, что посадим автомобиль по самую крышу, до весны не вытащим! Полковник меня убьет…
Петр ничего не сказал. Коротко кивнул и вышел, громко хлопнув дверью. Медленно побрел по раскисшей дороге, с трудом вырывая сапоги из месива снега и грязи Прошел мимо Харламовых. С бабкой Степанидой коротко поздоровался, заставив ту испуганно ойкнуть при его приближении.
– Батюшки свят, живой вернулся!– пробормотала она, долго глядя ему в след, поверх покосившегося плетня.
Странный был взгляд у бабки Степаниды…Странный и жалостливый. Списав его на смерть отца, Петр спустился на низы к своей хате. Узкая калитка была распахнута настежь. Во дворе топтались бабы и мужики, негромко переговариваясь между собой.
– Здорово ночевали!– поздоровался Подерягин, заставив крайнюю к нему бабку Марфу вздрогнуть от слишком громкого звука его осипшего голоса.
– Ой, Господи!– ойкнула она. Беспомощно оглядываясь на своих товарок, замерших у порога с открытыми ртами. Двери в хату были распахнуты настежь. Половики убраны, а на покрашенных половой краской досках отчетливо виднелись следы нескольких десятков ног. Неужели до сих деда не похоронили? Подумал Петр, прислушиваясь к надрывному женскому плачу, доносившемуся из дома.
– Свят! Свят! Свят!– перекрестился дед Гришака, опираясь на сухую кривую палку, выполняющую у него функции костыля.
– Петя…– на пороге избы показалась Анна – старшая сестра Акулины. Замотанная в черный платок в накинутом на плечи дедовом зипуне. Возле ее ног испуганно жалась Шурочка, держась за цветастый подол потертого платья. Где же Акулина-то? Где? Позади Петра зашушукались
