Охотники на вампиров озирались и ничего не говорили. Животные опустили оружие. Полицейские выключили куртки.
— М-да, неудобняк, — произнес Трой Ли.
— Галету, — гавкнул Марвин.
Все посмотрели на Марвина.
— Марвин, ты сосешь, — сказал Кавуто. — Это нормальные кошки.
Марвин не понял. Он честно прошел по следу, он подал сигнал, дойдя до конца этого следа. Где же его галета?
— Марвин — плохая собака, — сказал Хлёст.
На него Марвин зарычал, затем повернулся к Ривере и гавкнул:
— Галету.
Плохой собакой он не был. Он же не виноват, что никто не научил его показывать вверх. И не виноват, что вверх никто не смотрит — за крышу сарая, по стене, на верх четырехэтажного дома. Неужели не слышат?
— Галету, — гавкнул он.
Чет
Чет наблюдал, как внизу ходят охотники на вампиров. Он понимал, чем они заняты и насколько плохо это делают. Остальные коты отошли от края крыши — их утомляли вонь пламени, куртки с солнечным светом и собака. Некоторые пережили встречу с маленьким японским меченосцем, поэтому и азиаты вообще их по-прежнему несколько нервировали. Хотя ореолов жизни, как человеческие вампиры, видеть они не могли, все равно инстинкт хищников требовал выбирать себе в добычу лишь слабых и больных. Группа же внизу не казалась ни тем, ни другим.
Чет же, напротив, с каждой ночью был котом все меньше и меньше. Теперь он стал крупнее Марвина и утратил почти все свои кошачьи инстинкты. Чем бы он сейчас ни был, это что-то — не кот. Хотя по-прежнему хищник. Но слова вторгались в его рассудок, а звуки вызывали в уме картинки. Звуками и символами в его мозгу вихрились абстрактные понятия. Его котины мозги перекоммутировались человеческой ДНК, и в результате он стал не только альфа-хищником, но — тварью, способной мстить, миловать и быть сознательно жестокой.
Чет видел, как группа внизу вышла из переулка. Охотников вел Ривера, а в хвосте плелся Барри — лысый и тучный аквалангист. Котина часть Четова мозга рассматривала плешь на голове Барри как моток пряжи — тот дразнился, приглашая на себя напасть. Чету он был нужен до зарезу. Чет обратился в туман и сполз по стене. Ему вообще-то нравилось ползать головой вниз — особенно после того, как у него отросли большие пальцы на лапах, — но тут требовалась скрытность. Иначе не удастся отбить последнего — вся группа ринется в бой.
Рематериализовался он перед Барри на задних лапах. И не успел бессчастный ночной грузчик супермаркета даже крикнуть, Чет сунул всю свою лапу ему в рот и выпустил когти. Барри лишь глухо булькнул, и Клинт, христианский возрожденец, шедший впереди, оглянулся. Но переулок был безлюден.
А Чет уже сидел на стене в трех этажах у него над головой. В его когтистых лапах висел и подергивался Барри, а сам огромный бритый кот-вампир пил его жизнь до дна.
Томми
— Фу, — произнес Томми в самое ухо собеседника. — Я хочу, чтоб ты запомнил, прежде чем вообще пошевельнешься. Это я надел твою солнечную куртку, чтобы спасти Джоди от Илии. Поэтому если я замечу хоть краем глаза, что ты собираешься потрогать какой-нибудь выключатель, я оторву тебе эту руку, договорились?
— Я не хотел совать тебя в статую, — произнес Фу уже в третий раз.
— Я знаю, — сказал Томми. — Где Джоди?
— Пошла тебя искать.
Джеред начал было пятиться прочь от двери в кухоньку.
— Тебя тоже касается, Джеред. Если я хоть секунду не буду видеть твоих рук, я их тебе отсоединю, чтобы они тебя не смущали.
Джеред помахал перед собой обеими руками, словно сушил ногти.
— Ого, залупаемся? Это же я тебя впустил. Я просто за кровью для тебя пошел.
— Извини, у меня стресс. — Томми держал Фу за горло, но легонько.
— Дай ему тот пакет, который открыт, — сказал Фу.
— Тот, в котором наркотики? — уточнил Джеред.
Фу вздрогнул, рассчитывая услышать треск своей ломающейся шеи.
— Да, именно его, объебос.
— Пока не нужно, — сказал Томми. И Фу: — Джоди пошла меня искать — куда?
— Просто пошла. Как только ты вырвался из скорлупы. Забрала половину денег и почти всю кровь. Эбби говорила, что она была в «Фэрмонте», но Ривера и Кавуто ее там нашли. Мы не знаем, где она сейчас.
— А Эбби где?
— У мамы, — ответил Фу.
— Нет, она не там. — Томми несколько упрочил хватку. — Она тут. Я ее чую. — Он склонил голову набок. — А вот стука сердца не слышу. Умерла?
— Вроде того, — ответил Джеред. — Она — носсссс-ферату. Так она сама говорит. Мне завидно.
— Это я сделал?
— Нет, — ответил Фу. — Она сама. Ты совсем свихнулся и укусил ее, но Джоди тебя оттащила и выбросила в окно. Помнишь?
— Не очень. Наверное, с этим и тебе повезло.
— Она под матрасом, — сказал Джеред. — Меня Фу заставил ее туда спрятать.
— Я обращу ее обратно. Я же говорил, что могу, — вот и сделаю. Я уже готовлю ей сыворотку.
— А она когда в последний раз Джоди видела?
— Ее подруга Лили заметила, как Джоди выходит из «Фэрмонта» как-то ночью на днях. Эбби туда за ней ходила, но увидела только Риверу и Кавуто.
— Стало быть, мы не знаем точно, нашли они ее или нет?
— Не нашли. Во всяком случае — ничего не сказали, когда приходили сюда за своими куртками.
— За куртками? Солнечными? Ты им сделал солнечные куртки?
— Я обязан делать то, что им надо. Они меня хотели арестовать за половую связь с несовершеннолетней и соучастие в развращении малолетки.
— Правда? А с Эбби-то они знакомы?
— Ей, — произнес Фу с такой тоской в голосе, какую только может изобразить полупридушенный. — Томми, давай я и тебя обратно обращу? Ты же сам хотел. Я могу вас с Эбби вместе.
— Нет. И ее обращать ты тоже не станешь. Буди давай.
— Что? Зачем?
— Затем, что я иду искать Джоди и беру Эбби с собой. На вашу милость я ее тут не оставлю.
— Но почему? Она же моя подружка. Я не сделаю ей плохо.
— Она моя ПДГ, — сказал Джеред. — Это ему нельзя доверять.
— Я забираю ее с собой. Не хочу, чтобы мне спину некому было прикрыть. Вы что, ужастиков никогда не смотрели? Если разделяешься и куда-то идешь сам по себе, тут-то чудовище тебя и цапает.
— А мне казалось, что в этом кино чудовище — ты, — сказал Фу.
— Да, если не будешь меня слушаться. — Томми сам удивился, что это сказал. — Буди ее, Фу.
Джоди
Последнее, что она запомнила, сгорая, — оранжевые носки. И вот они опять перед ней — флуоресцентно-оранжевые, как безопасность на дороге, в основании крохотного, забрызганного кровью человека, который возится с чем-то у рабочего стола.