как то себя Светляки ведут. Совсем странно.
– Плесень странная. Полоса на стене непонятная.
Я подошел ближе, тряхнул своих Светляков, чтобы светили ярче.
Они полыхнули желтым переливом, выхватив на стене мокрую, полосу вдоль трещины.
– Ага! – Догадался я.
– Эта плесень сюда на водопой пришла, а иначе же и быть не может – Я потрогал темную трещину на стыке плит, по которой тонкой, едва заметной струйкой стекала какая-то прозрачная жидкость.
Опасливо поднес палец к носу. Втянул воздух.
– Ох, тебе! Обычная вода! Ничего в ней особенного нет. Течет себе сверху и течет. Поэтому и плесень, и черви такие здоровые.
– Так! – Я присел прямо на пол, натужно соображая, о чем это может говорить.
– Да, тут и думать нечего – Крыша рядом!!! Совсем рядом!
– Если вода через дыры сверху сочится, то совсем рядом мечта наша, вот!
Я вскочил на ноги как ужаленный. Бросился к Вере. Затряс ее за плечи жестко.
– Вера! Веруня! Дошли же!!! Вода сверху течет! Крыша рядом!!! – Вера не отвечала. Постанывала, закатив глаза. Моталась безвольно ее голова из стороны в сторону.
Я посмотрел на Светляков Веры. Те угрюмо провалились в бордовый. Погрозил им сурово кулаком.
– У-у-у-у. Лодыри. Забастовку устроили. – Устроил Веру удобнее. Положил скатку под голову.
По всему выходило, что нужен привал, и Светляки и попутчица не по желанию, а по состоянию идти дальше уже не могли.
Я вытряхнул рюкзак на пол. Вытащил пакет с провизией.
Фляжку Тима бережно отложил в сторону.
Все равно в подземельях ничего страшнее нет чем без воды остаться.
Свою от пояса отцепил и аккуратно свинтил крышку. Просунул под голову Вере руку и по капле стал лить ей воду в рот.
Нельзя сразу много. В беспамятстве и захлебнуться можно.
В легкие попадет вода. А человек слабый ее и не выперхает. Задохнется и все. Конец.
Вера шевельнула губами, потом очнувшись, отпихнула меня в сторону.
Жадно выхватила флягу и припала к ней, глотая гулко, пока не выпила ее всю.
– Са-амсон… – произнесла она с придыхом, и открыла глаза. – Я думала, что умерла.
– Да, вот еще. – Нахмурился я.
– Некормленая женщина хуже карасину. На, вот. – Я протянул ей рулончик протеинов. – Ешь, давай.
Мы с Верой уже около двадцати часов без продыху топали. Есть с чего устать. Да и Светлякам пора бы перекусить.
Я не удержался и сладко откусил рулончик. Жесткие пленки мяса больно кололи небо и язык.
– Н-да. Без воды тяжело. – Я взял лежащую рядом флягу, отвинтил крышку и сделал два больших глотка.
Последним побулькал во рту для того, чтобы язык начал чувствовать хотя бы что ни будь. Потом снова принялся за еду.
Вера быстро прикончила рулон протеинов и теперь была похожа на человека. Почти живого.
– А, ты чего меня тряс? А? Самсон! – Начала она приставать.
Я, молча, ткнул пальцем в мокрую трещину между бетонных плит.
– И чего? – Не поняла Вера.
– Крыша рядом… – Проговорил я, шамкая.
– Чего?! – Вытаращила Вера глаза.
– Крыша, говорю, рядом. Совсем рядом. – На этот раз мне удалось проглотить еду.
– Дождь из Неба на Крышу падает. А вода вниз течет. Вот она и протекла.
Вера с трудом подошла к трещине, отбросила присосавшихся червей и потрогала мокрую полоску. Поднесла палец к носу и втянула воздух. Лизнула настороженно.
– А он – ничего, только бетоном отдает и пометом крысиным – улыбнулась, словно бантик себе нашла.
– Кто? – Не понял я.
– Дождь из Неба. – Она посмотрела на меня сурово – Не шуршит только. Может неправильный еще? – Я отвернулся. Пошарил в рюкзаке. Нашел флягу.
– Всегда с девчонками так. Мне – вода здоровая, без которой и трех дней не прожить, а ей – «Дождь неправильный». Ничего не сказал больше.
Подошел к тонкой струйке, подставил горлышко и привалился спиной к стене – не держали ноги. Подумалось потом.
– Ты Светляков покорми и напиться им дай. Только воды много не лей – заболеют.
– Хо-ро-шо… – Отозвалась Вера взяла в руки оставленный «на потом» брикет грибов. Аккуратно отщипнула кусочек и бросила в свой пузырь на груди.
О том, что его лучше раскрошить, я не предупредил.
Светляки мгновенно погасли. Светили только мои, возбужденно оранжевым с голодными темными пятнами – горошинами на хвостах.
Завидовали Светлякам Веры.
– Чего это они? – Озадачилась Вера.
– Да так… – Оторвался я от созерцания тонкой струйки, стекавшей во фляжку.
– Ты им одной крошкой бросила.
– Они сейчас за еду дерутся.
– Они, что друг друга поубивают? – Удивилась Вера.
– Да, нет. – Пожал я плечами – Они договариваются сейчас.
– Кто первый есть будет кто последний.
– Сколько их у этой крошки их уместиться может. Кто первым есть будет, кто последним. – Я аккуратно завинтил крышку фляжки и болтнул, довольный ее тяжестью. С трудом сделал пару шагов. Подошвы горели.
– Это у них часа на полтора, Верунь. Светляки болтливые – жуть.
– Им только повод дай поспорить. Они, про все на свете забывают, и ничего и никого им больше не надо.
– Вот есть у них эта крошка. Они и рванули ее делить.
– Делят они, ее солидно, договариваются. Кто старше, кто моложе. У кого пятна ярче да с каймой.
– Без мордобоя, в общем, только не понимают, что крошку им дали, чтобы светили они. – Я вздохнул. Одолевали тяжкие думки.
– Потому, как, если светить не будут, то они никому нафиг не нужны.
– Как люди, совсем – Произнесла негромко Вера.
– Как люди – Эхом отозвался я.
Боль в ногах становилась едва переносимой. И болели ноги не усталостью. Словно железом их жгли.
Я отошел в сторону, и опасливо закатал штанину.
Кожа на щиколотках стала грубой, сухой, в цыпках, в трещинах в которых мокрила лимфа, вязко застывала и при малейшем движении, лопалась и наливалась мелкой росинкой, мутнея в несколько секунд.
– Хреново, в общем, а дальше лучше и не думать.
– Ты как? – Смерил я Веру оценивающим взглядом. – Идти сможешь?
– Смогу – Не очень уверенно отозвалась Вера. Она вдруг вытянула губы в нитку, нахмурила бровки свои, насупилась.
– Ты чего? Ногу смотрел? Плохо там все? – Я не охотно, кивнул головой.
– Дойдем?
– Если пойдем, то дойдем, если будем просто так сидеть, то не дойдем вовсе.
– Зря я ей так сказал. Грубо как то получилось. Не хотел я ее обижать. Правда, ведь – не хотел.
Посмотрел я на нее виновато. Решил прощения попросить.
– Вот ведь какой я стал. Чтобы раньше у девчонки прощения попросить – да это на канате повеситься лучше.
– Ни в какую.
– А теперь вроде бы и
